Их спор воздушный к рубежам недосягаемым –?доносит в дыму, в огне. Быть может, там, где буря космы вехам косит, сейчас –?у сердца беглеца шипят, спеша к пределам, оси, над серой бледностью лица граничных пуль летают осы, и хлябь болотная –?в кругу вихре-вращенья и -восстанья... Священные воспоминанья – всe, всe! –?на мирном берегу. А в этих сотрясенных стенах дыханье детское жены, гуденье сонной крови в венах, броженье мысленное –?сны... Всю ночь первоначальным полны тела, забывшие века; дыханья медленные волны, на них уснувшая рука... То –?зыбь над бездной затаенной – застынь –?не мысль –?полудыши! – то бред и жалость полусонной полуживой полудуши. И днем, когда умы и души не так уж мирны, как тела, когда им кажется: на суше их совершаются дела,– восхищен мысленным виденьем, ночную с демонами брань дух вспоминает и –?волненье колеблет жизненную ткань. Неотменяемою карой возмездье –?память о веках. И понуждает мыслью вялой он тело к жизни, к делу –?страх. Не так легка за эту жалость к дыханью смертному –?борьба. Совидцу грозных дел осталась сновидца зыбкая судьба. * Мир юн –?ему еще дана соблазном бездны –?неизвестность. А-даму ветхому нужна плоть умудренная –?телесность. Устал адам от бездн –?высот, от –?исторических волнений. Но мира нет –?его несет по воле скрещенных течений. То внешний вихрь, то буря из ума ли, духа ли –?уносит. Остановись! остановись! он мир и дух напрасно просит. И вот –?плывет у ног трава. Растет –?воздушное приволье. Путиведущие слова: пустынножитье, пустополье. Нет неподвижнее часов, когда в продолженном стремленьи уже утеряно мiров «во-мне» и «вне» сокосновенье. Не мир, но душ созревших строй; не хлеб, но мысленная пища. Пустынножитель! рушь и строй! в уме –?мiры и пепелища. Не имена вождей седых, не речи нового витии – пустынножителей таких еще нужны дела России. Когда я с легкостью менял места и судьбы и заботы,– я часто малых сих встречал, свершавших те же перелеты. Случалось о бок с ним стоять, шоссейные трамбуя плиты; случалось вместе с ним таскать бродячей труппы реквизиты. В часы свободные потом он мне рассказывал спокойно скупым и грубым языком о вечных подвигов достойном,– напечатленное в уме. Однажды молча на холме лежали мы. Внизу блестела тяжеловодная река. Тяжелодымно облака покоили над миром тело.
