там только –?сердцем перстным девий пред вечным ужасом спасен: ему объятьями деревья, ему и звезды –?токмо звон. Валов, прохлад благоуханье, земли отдохновенный мех, волов тяжелое дыханье, вихрь солнечный от вздохов тех; и в расколдованные чащи, в лес, от фиалок голубой, псалмы бормочущим, парящим незащищенною стопой –: «О, обиталище движенья, виталище для тихих крыл! полутелесные растенья ты благом взмахов усладил. За гусли дикие природы, цветник небес, несмертья трав отмеривший дыханью годы, аминь! –?во веки, в роды прав».
5
Наш древний род или Шаддай над планом жизней бдел ночами,– но светлость некую душа в себе содержит от начала. Мир невещественный тая, с годами возвышает голос, и тайный свет уже тот –?я, держащий огнь в ладони голой. Используй время! Голод в пост преобрати, вкушайся, слушай,– и древовиден будет рост посеянной вселенной в душу. В тоске свободы и тюрьмы пророческим предупрежденьем был сей завет, и... поколенья его отвергли, но не мы. Что нам за это? отчужденье – избранничества горечь, ты! – соблазны самоутвержденья, опустошенье и мечты. Пусть эту жизнь свою дострою до дней, когда в глазах судьбы уитмэновской бородою обкинусь –?пухом голубым,– ее душистое касанье, полутелесность, мудрый дым покажутся ли осияньем им, плоть избравшим, молодым! Но паки царством возмещенья был семидневнонощный пир, тайн новоявленных мещенье разверстый в самых недрах мир: – рентгеновидно обличенной природы перстной единство. Первичный подлинник, сличенный с привычной копией всего.
6
Свидетель жизни иссяканья к застывшей цепи форм привык. Лиц опрометного избранья невероятен нам язык. Лишь древний видел расчлененье в живом причины всех начал и перемены воплощенья единым тайно нарекал. Но паки оборотень духов тысячерящаяся плоть – цель язней, жизней, зрений, слухов – всех нас касается господь. В ком?–?в друге, в твари ль, в муже-ладе; в чем?–?в глине, в древе ли, в лице ль... и молим мы ему и гладим, не ведаем, что это –?цель. Из древних индий был мой кришна,
