Года два спустя после этого события является из Америки ее давнишний
поклонник А. В. Хвостов: он делает ей предложение и получает согласие.
Бракосочетание молодой четы было в Петербурге, и обряд венчания совершен был
в церкви Св. Симеона: народу в церкви было очень много и в толпе публики был
заметен Лермонтов, он, если не ошибаюсь, незадолго перед тем вернулся с
Кавказа, из ссылки, и вновь поступил в гвардию. Нам рассказывали, будто
Лермонтов усиленно просился быть шафером у Е. А., и не получив на то согласия,
все-таки присутствовал на обряде венчания и горько, горько плакал.
В какой степени это верно и в какой степени соответствует характеру
Лермонтова, мы не беремся решить.
Вслед за этим заставила она [графиня Ростопчина] меня покатиться со
смеху, которому так увлекательно мило вторила и сама рассказчица, передавая
мне, как приглашенный и не принявший предложения быть шафером Ек. Ал., на
венчании ее в 1838 году с г. Хвостовым, скорбный поэт, стоя за ее спиной, от
тоски, волнения, раздираемых чувств то и дело готов был падать в обморок и то
опирался на руку одного, то склонялся головой на перси другого сострадательного
смертного.
Точно так же рассказывают, что из церкви Лермонтов поспешил прежде
молодых в дом жениха и здесь, в суете приема молодых, сделал оригинальную
шалость: он взял солонку и рассыпал соль по полу. «Пусть молодые новобрачные
ссорятся и враждуют всю жизнь», — сказал Лермонтов тем, кто обратил внимание
на эту умышленную неловкость.
В начале 1840 года дуэль Лермонтова с Барантом была причиной
вторичной ссылки его на Кавказ, сюда же в Тифлис явилась и Екатерина
Александровна с мужем, имевшим пост директора дипломатической канцелярии
при главнокомандующем Кавказского края. Рассказывают, что именно в это время
Лермонтов прислал Е.А. Хвостовой свой живописный очень хороший портрет.
Уверяют, что она, не приняв этого портрета, отправила его назад. Лермонтов в
величайшей досаде изрезал портрет в куски и бросил его в печку. «Если не ей, —
будто бы сказал при этом поэт, — пусть никому не достанется этот портрет».
15 июля 1841 года пуля офицера Мартынова поразила насмерть молодого
поэта. «Если б я могла хотя предчувствовать эту трагическую, столь
преждевременную кончину Лермонтова, — говорила впоследствии г-жа Хвостова,
— то уж разумеется и в мыслях моих не было бы сделать такую глупость, как я
сделала с его портретом».
Не помянула она его добром, и возвратясь из Тифлиса, вскоре после
трагической смерти молодого поэта, исторгшей слезы из многих других глаз, а
смотрела на этот грустный конец как на заслуженное наказание за беспрерывную
нестерпимую придирчивость его к г. Мартынову, которому, по ее словам, он
втайне завидовал.
Е.А. и многие сверстницы ея и почитательницы Лермонтова, чтоб
высказать ему свое особенное внимание, являлись перед ним, все вместе, в уборах
