музыканты, — но в то время уже очень увядшая и пользовавшаяся незавидной
репутацией.
Местная знать не отличалась ни числом, ни родовитостью, ни богатством.
Она состояла из семейств лиц, выслужившихся или служивших ещё на Кавказе,
офицеров, чиновников и казаков. Немногие дома из этой знати, преимущественно
те, где царили женщины — «хозяйки вод», как их называл Лермонтов, —
открывали свои гостеприимные двери для именитых гостей города, золотой
столичной молодежи и окуренных порохом ветеранов и светских представителей
железных кавказских легионов.
Одним из таких домов в 1841 году считался дом бывшего наказного
атамана казачьего войска генерал-майора Петра Семеновича Верзилина. Сам
генерал находился в то время на службе в Варшаве, но супруга его, Марья
Ивановна, представительная дама польского происхождения, со своими двумя
дочерьми: от первого брака с полковником Клингенбергом Эмилией
Александровной (вышедшей впоследствии замуж за родственника Лермонтова
Акима Павловича Шан-Гирея и известной своими тенденциозными статьями о М.
Ю. Лермонтове, появившимися в восьмидесятых годах во многих журналах) и
прижитой с Петром Семеновичем Надеждой Петровной и дочерью Петра
Семеновича от первого брака Аграфеной Петровной, жила открыто и собирала в
своем салоне лучшее приезжее общество. В кружках «водяной молодежи» дом
Верзилиных назывался «храмом граций». При встречах между собой юноши
обычно обменивались такими фразами: «Где был?» — «У граций». — «Где
будешь вечером?» — «Сперва, конечно, зайду к грациям, а потом посмотрим...» —
«С кем ты танцуешь мазурку?» — «С младшей грацией». Причиной тому был сам
Петр Семенович, который на вопрос: «Сколько у него дочерей?» — отвечал: «У
моей жены две дочери, да у меня две, а всего три... только три грации, а не
четыре». Правда, верзилинские барышни, в особенности средняя, Эмилия
Александровна, находившаяся тогда в расцвете молодости и красоты, по своей
привлекательной внешности и светским манерам, могли с честью носить имя
граций, но, как все провинциальные барышни, были жеманны и скучны. По
крайней мере, они казались такими наиболее строгим и претензательным львам
столичных гостиных. После одного из балов Лермонтов на вопрос: «Ну, как
веселились вчера?» — отвечал: «Ах, как все грации жеманны — мухи дохнут».
Вторым открытым домом считался дом генеральши Екатерины Ивановны
Мерлини... Она была героиней зашиты Кисловодска от черкесского набега в
отсутствие ее мужа, коменданта крепости. Ей пришлось распорядиться
действиями крепостной артиллерии, и она сумела повести дело так, что горцы
рассеялись прежде, чем прибыла казачья помощь. Муж ее, генерал-лейтенант,
числился по армии и жил в Пятигорске на покое. Екатерина Ивановна считалась
отличной наездницей, ездила на мужском английском седле и в мужском платье,
держала хороших верховых лошадей и участвовала в кавалькадах, устраиваемых
молодежью (Эмилия Шан-Гирей говорит, что Мерлини в 1841 году в кавалькадах
не участвовала, предпочитала ездить одна. Но трудно допустить, чтобы молодая
героиня чуждалась кавалеров и скакала по улицам Пятигорска или за городом
одна. Возражение это вызвано, вероятно, каким-нибудь личным соображением
Далее следует дом Озерских, приманку в котором составляла
премиленькая барышня Сашенька. Отец ее заведовал калмыцким улусом, был
