Надо полагать, что Бенкендорфу не нравились и литературные замыслы
поэта, особенно желание основать журнал. Он вообще не желал иметь в столице
«беспокойного» молодого человека, становившегося любимцем публики. Это
неприязненное отношение к поэту ещё более выясняется из предписания от 30
июня 1841 года, посланного вдогонку за Лермонтовым на Кавказ и подписанного
дежурным генералом гр. Клейнмихелем. В предписании говорилось, чтобы
поручика Лермонтова н и п о д к а к и м в и д о м не удалять из фронта полка,
то есть не прикомандировывать ни к каким отрядам, назначаемым в экспедицию
против горцев. Таким образом, поэт и не подозревал, что ему отрезывается путь к
выслуге, а он именно надеялся «выслужить себе на Кавказе отставку». О
предписании этом Лермонтов, вероятно, так и не узнал, потому что, покуда оно
пошло по инстанциям и прибыло на место назначения, то есть к кавказскому
начальству Михаила Юрьевича, его уже не было в живых.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В ВЕЧНОСТИ
(15 июля 1841г. — бесконечность)
Дуэль и смерть
Лермонтов жил больше в Железноводске, но часто приезжал в Пятигорск.
В 1844 году, по выходе в отставку, пришлось мне поселиться на Кавказе, в
Пятигорском округе, и там узнал я достоверные подробности о кончине
Лермонтова от очевидцев, посторонних ему. Летом 1841 года собралось в
Пятигорске много молодежи из Петербурга, между ними и Мартынов, очень
красивый собой, ходивший всегда в черкеске с большим дагестанским кинжалом
на поясе. Лермонтов по старой привычке трунить над школьным товарищем,
выдумал ему прозвище Montagnard au grand poignard (горец с большим кинжалом.
—
наскучить. 14 июля, вечером, собралось много в доме Верзилиных, общество было
оживленное и шумное, князь С. Трубецкой играл на фортепиано, Лермонтов сидел
подле дочери хозяйки дома, в комнату вошел Мартынов. Обращаясь к соседке,
Лермонтов сказал: «М-llе Emilie prenez gurde, voici que s'approche Ie farouche
montagnard». (Мадмуазель Эмилия, берегитесь, вот приближается свирепый горец.
—
расслышать и в двух шагах, но, по несчастью, князь Трубецкой в эту самую
минуту встал, все как будто по команде умолкли, и слова Ie farouche montagnard
раздались по комнате. Когда стали расходиться, Мартынов подошёл к Лермонтову
и сказал ему:
— М. Lermontoff, je vous a bien... и т. д. (г. Лермонтов, я много раз просил
вас воздерживаться от шуток на мой счёт, по крайней мере в присутствии
женщин. —
— Alons donc, — отвечал Лермонтов, — allez-vous vous facher serieusement
et me provoquer? (Полноте, — отвечал Лермонтов, — вы действительно сердитесь
на меня и вызываете меня?).
— Oui, je vous provoque (да, я вас вызываю), — сказал Мартынов и вышел.
На вечере в одном частном доме, за два дня до дуэли, он вывел меня из
терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное