желание мне досадить.
...Когда однажды в доме же Верзилиных, Лермонтов, издеваясь при дамах
над костюмом Мартынова и его кинжалом, саркастически назвал его как бы
данным ему прозвищем, г. б о л ь ш о й к и н ж а л, то Мартынов не выдержал
более, будто бы отвечал ему при всех: после этого я вижу, что ты большой дурак!..
и это будто бы и было поводом к их роковой дуэли.
Однажды на вечере у генеральши Верзилиной Лермонтов в присутствии
дам отпустил какую-то новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым.
Что он сказал, мы не расслышали, знаю только, что, выходя из дома на улицу,
Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему очень тихим и ровным голосом по-
французски: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не
люблю, чтобы их повторяли при дамах», — на что Лермонтов таким же ровным
тоном отвечал: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения».
Больше ничего в тот вечер и в последующие дни, до дуэли, между ними не было,
по крайней мере, нам, Столыпину, Глебову и мне, неизвестно, и мы считали эту
ссору столь ничтожной и мелочной, что до последней минуты уверены были, что
она окончится примирением.
о дуэли его с Н.С. Мартыновым // Русский архив. 1872. Т. 3. Стб. 205—213.
(Далее цит. как:
Этот Мартынов глуп ужасно, все над ним смеялись, он ужасно
самолюбив, карикатуры (на него) его беспрестанно прибавлялись, Лермонтов
имел дурную привычку острить. Мартынов всегда ходил в черкеске и с кинжалом,
он назвал его при дамах m-r poignard и Sauvage'ом (господин кинжал и дикарь. —
кончилось. Лермонтов совсем не хотел его обидеть, а так, посмеяться хотел,
бывши так хорош с ним.
Лермонтов сделал стихи и маленькую карикатурку, в коей Мартынов
представлен в своей странной одежде, и все это посвятил ему же, Мартынову, с
коим, бывало, служил вместе, но Мартынов принял это иначе, вспыхнул, не могли
его урезонить, — драться, да и полно.
По воскресеньям бывали собрания в ресторации, и вот именно 13 июля
собралось к нам несколько девиц и мужчин, и порешили не ехать в собрание, а
провести вечер дома, находя это и приятнее и веселее. Я не говорила и не
танцевала с Лермонтовым, потому что в этот вечер он продолжал свои
поддразнивания. Тогда, переменив тон насмешки, он сказал мне: «М-llе Emilie, je
vous en prie, un tour de valse seulement, pour la deniere fois de ma vie» (Мадемуазель
Эмилия, прошу вас на один только тур вальса, в последний раз в моей жизни. —
слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно
разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин, который также отличался
злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык a qui mieux (наперебой. —