Соколов. —
он стал печатать свои сочинения, то я часто говорил ему: «Зачем не берёшь ты
ничего за свои стихи. Пушкин был не беднее тебя, однако платили же ему
книгопродавцы по золотому за каждый стих», но он, смеясь, отвечал мне словами
Гёте:
Когда он оставался один или с людьми, которых он любил, он становился
задумчив, и тогда лицо его принимало необыкновенно выразительное, серьёзное и
даже грустное выражение, но стоило появиться хоть одному гвардейцу, как он
тотчас же возвращался к своей банальной весёлости, точно стараясь выдвинуть
вперёд одну пустоту светской петербургской жизни, которую он презирал
глубоко.
С первого шага нашего знакомства Лермонтов мне не понравился. Я был
всегда счастлив нападать на людей симпатичных, тёплых, умевших во всех
фазисах своей жизни сохранить благодатный пламень сердца, живое сочувствие
ко всему высокому, прекрасному, а говоря с Лермонтовым, он показался мне
холодным, желчным, раздражительным и ненавистником человеческого рода
вообще, и я должен был показаться ему мягким добряком, ежели он заметил моё
душевное спокойствие и забвение всех зол, мною претерпенных от правительства.
Созрев рано, как и всё современное ему поколение, он уже мечтал о
жизни, не зная о ней ничего, и таким образом теория повредила практике. Ему не
досталось в удел ни прелести, ни радости юношества, одно обстоятельство, уже с
той поры, повлияло на его характер и продолжало иметь печальное и значительное
влияние на всю его будущность. Он был дурён собой, и эта некрасивость,
уступившая впоследствии силе выражения, почти исчезнувшая, когда
гениальность преобразила простые черты его лица, была поразительна в его самые
юные годы. Она-то и решила его образ мыслей, вкусы и направления молодого
человека, с пылким умом и неограниченным честолюбием.
В детстве наружность его невольно обращала на себя внимание:
приземистый, маленький ростом, с большой головой и бледным лицом, он обладал
большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остаётся для меня
загадкой.
В то время я его два раза видела на детских балах, на которых я прыгала и
скакала, как настоящая девочка, которою я и была, между тем как он, одних со
мною лет, даже несколько моложе, занимался тем, что старался вскружить голову
одной моей кузине, очень кокетливой; с ней, как говорится, шла у него двойная
игра; я до сей поры помню странное впечатление, произведенное на меня этим
бедным ребенком, загримированным в старика и опередившим года страстей