и нисколько не походил на тех литераторов, с которыми я познакомилась.
В 1832 году поступил юнкером в лейб-гусары, в эскадрон гвардейских
юнкеров, М. Ю. Лермонтов. Наружность его была весьма невзрачна: маленький
ростом, кривоногий, с большой головой, с непомерно широким туловищем, но
вместе с тем весьма ловкий в физических упражнениях и с сильно развитыми
мышцами. Лицо его было довольно приятное. Обыкновенное выражение глаз в
покое несколько томное; но как скоро он воодушевлялся какими-нибудь
проказами или школьничеством, глаза эти начинали бегать с такой быстротой, что
одни белки оставались на месте, зрачки же передвигались справа налево с одного
на другого, и эта безостановочная работа производилась иногда по нескольку
минут сряду. Ничего подобного я у других людей не видал. Свои глаза устанут
гоняться за его взглядом, который ни на секунду не останавливался ни на одном
предмете. Чтобы дать хотя приблизительное понятие об общем впечатлении этого
неуловимого взгляда, сравнить его можно только с механикой на картинах
волшебного фонаря, где таким образом передвигаются глаза у зверей.
Мы поступали не детьми и случалось иногда явиться из отпуска с двумя
бутылками под шинелью. Службу мы знали и исполняли, были исправны, а вне
службы не стесняли себя. Все мы были очень дружны, историй у нас не было
никаких. Раз подъезжаем, я и Лермонтов на ординарцы к в. к. Михаилу
Павловичу; спешились, пока до нас очередь дойдет. Стоит перед нами казак —
огромный, толстый; долго смотрел он на Лермонтова (а он был мал, маленького
роста и ноги колесом), покачал головою, подумал и сказал: «Неужто лучше этого
урода не нашли кого в ординарцы посылать...» Я и рассказал это в школе — что
же? Лермонтов взбесился на казака, а всё-таки не на меня.
Огромная голова, широкий, но невысокий лоб, выдающиеся скулы, лицо
коротенькое, оканчивающееся узким подбородком, угрястое и желтоватое, нос
вздёрнутый, фыркающий ноздрями, реденькие усики и волосы на голове, коротко
остриженные. Но зато глаза!.. Я таких глаз после никогда не видал. То были
скорее длинные щели, а не глаза!.. и щели, полные злости и ума.
Серьёзная мысль была главною чертою его благородного лица, как и всех
его значительнейших произведений, к которым его лёгкие, шутливые
стихотворения относятся, как насмешливое выражение его тонко очерченных губ
к его большим, полным думы глазам.
Сколько ни видал я потом его портретов, ни один не имел с ним ни
малейшего сходства, все они писаны были на память, и потому не удалось
передать живьём его физиономии, как это сделал, например, Эммануил
Александрович Дмитриев-Мамонов в наброске своем карандашом портрета
Гоголя. Но из всех портретов Лермонтова приложенный к изданию с
биографическим очерком Пыпина самый неудачный. Поэт представлен тут
красавцем с какими-то колечками волос на висках и с большими вдумчивыми
глазами, в действительности же он был, как его метко прозвали товарищи по
школе, «Маёшка», то есть безобразен.
Хотя он и не достиг ещё тридцатилетнего возраста, но уже казался
