Не было сомнения, что он, следуя тогдашней моде, напустил на себя
известного рода байроновский жанр, с примесью других, еще более худших
капризов и чудачеств. И дорого же он поплатился за них.
Лермонтов хотел слыть во что бы то ни стало и прежде всего за светского
человека и оскорблялся точно так же, как Пушкин, если кто-нибудь рассматривал
его как литератора.
Не надо забывать и влияния Байрона, и многих афоризмов из «Героя
нашего времени» для оценки Лермонтова как человека. По натуре своей
горделивый, сосредоточенный, и сверх того, кроме гения, отличавшийся силой
характера, — наш поэт был честолюбив и скрытен.
Обе женщины [мать Байрона и бабушка Лермонтова] были богаты —
отцы нуждались.
Лермонтов имел с Байроном ещё и то общее, что он долго занимался
своим характером и в произведениях своих, изображая разные его стороны.
«Байрон, — говорит Пушкин, — во всю жизнь свою понял только один характер
— свой собственный».
Сходство есть во внешней обстановке, в нравственных свойствах,
физических недостатках и в том, как недостатки эти действовали на образование
характеров. Рассказывают, что Байрон в детстве уже страдал тем, что одна его
нога, повреждённая при рождении, была искалечена, и его называли «уродом». Он
мучился, что не мог, как ему казалось, из-за этого недостатка нравиться
женщинам. Он во всю жизнь не мог позабыть, как 15 лет, полюбивши 17-летнюю
Мэри Ховарт, должен был присутствовать при том, как она кружилась в вихре
бала в объятиях других, а он со своею ногою не мог принимать участия в танцах.
Ужасен был для него удар, когда ему случайно пришлось услышать, как эта
обожаемая им девушка сказала о нем своей горничной: «Не полагаешь ли ты, что
я могу интересоваться хромым мальчишкой?» Тринадцать лет спустя Байрон в
вилле Диодати, на Женевском озере, вспоминает это происшествие в своем
стихотворении «Сон» и пишет его, обливаясь горькими слезами. В молодости
намеки на его физический недостаток порою доводили его до бешенства, порою
он сам отзывался о нем с юмором и сарказмом. То же бывало с Лермонтовым. «Он
был дурён собой, — говорит про нашего молодого поэта Ростопчина. — Эта
некрасивость... порешила образ мыслей молодого человека с пылким умом и
неограниченным честолюбием». Он был сутуловат и кривоног вследствие болезни
в детстве, а потом, разбитый лошадью, всю жизнь слегка прихрамывал. Он
сердился, когда указывали ему на физические недостатки, но подчас и сам над
ними смеялся и рисовал на себя карикатуры или выставлял самого себя в
произведениях с именем, данным ему товарищами в насмешку.
