не видал или мне это кажется, потому что я никогда так не любил, как в тот раз.
Горы Кавказские для меня священны... И так рано! в десять лет! о, эта загадка,
этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум!.. иногда мне странно, и я
готов смеяться над этой страстью! Но чаще плакать.
В личной судьбе обоих было особенно много сходства. У того и другого
отцы, по-видимому, были натуры родственные. Во всяком случае, много общего в
положении их относительно сыновей. Оба жили вдали от них, а когда приезжали,
то дети бывали свидетелями страшных сцен между отцами и воспитавшими их
матерью и бабушкой. Мать Байрона любила сына, но была взбалмошной
женщиной, то баловавшей его не в меру, то делавшею ему сцены. То же можно
сказать и о воспитавшей Лермонтова бабушке, заменившей ему рано умершую
мать.
Мишель начал учиться английскому языку по Байрону и через несколько
месяцев стал свободно понимать его; читал Мура и поэтические произведения
Вальтера Скотта (кроме этих трех, других поэтов Англии я у него никогда не
видал), но свободно объясняться по-английски никогда не мог, французским же и
немецким языком владел как собственным. Изучение английского языка
замечательно тем, что с этого времени он начал передразнивать Байрона.
Всякий раз, как я заходил в дом к Лермонтову, почти всегда находил его с
книгою в руках, и книга эта была — сочинения Байрона и иногда Вальтер Скотт,
на английском языке, — Лермонтов знал этот язык.
...В юношеских стихотворениях Байрона, изданных 18-летним поэтом под
названием «Часы досуга», немало встречается подражаний разным поэтам и
особенно Оссиану. В них много водянистого, обыденного, ничем не
отличающегося от стихов любого школьника-стихотворца, и, строго говоря, не
много оригинальных строк и идей. В одном с ним возрасте Лермонтов является
уже более оригинальным и зрелым в своих произведениях.
Какое имело влияние на поэзию Лермонтова чтение Байрона — всем
известно; но не одно это, и характер его, отчасти схожий с Байроновым, был
причиной того, что Лермонтов, несмотря на свою самобытность, невольно иногда
подражал британскому поэту.
Ранняя любовь, непонятная и оскорбляемая в чуткой душе, заставила его
её болезненно воспринимать и корчиться от того, что почти незаметно было
пережито бы другими; он бросился в крайность: зарылся в неестественную,
напускную ненависть, которая питала в нем сатанинскую гордость. И эта
сатанинская гордость, опять-таки искусственно, прикрывала самую нежную,
любящую душу. Боясь проявления этой нежной любви, всегда приносившей ему
непомерные страдания, поэт набрасывает на себя мантию гордого духа зла. Так
иногда выносящий злейшую боль шуткой и сарказмом подавляет крик отчаяния,
готовый вырваться из глубины растерзанного сердца.
