что-то жестокое, отрывистое, отталкивающее. Стараясь ей понравиться, в то же
время ощущаешь удовольствие скомпрометировать ее, запутавшуюся в
собственные сети!
...Я искала в мужчине, которого желала бы полюбить, которому желала
бы принадлежать, идеала, властелина, а не невольника, я хотела бы удивляться
ему, унижаться перед ним, смотреть его глазами, жить его умом, слепо верить ему
во всем.
В 1830 году Сушкова отвергла любовь подростка и посмеялась над ней.
Теперь они переменились ролями.
Сначала Катя Сушкова показалась матери моей суетной и слишком
светски-пустой девушкой, быть может, мнение это составилось вследствие того,
что тетушки ее, из которых еще одна очень молодилась, сами чрезвычайно
любили свет и жили открыто. У них была вечная сутолока beau mond’a. В этом
хаосе родственных объятий она сначала не могла разобраться, но потом обошлась
и повинилась в том, что ошиблась, считая кузину пустой и ветреной девушкой. Та,
прежде всего, уверила ее, что очень несчастна, что отнюдь не по влечению ведет
такую суетную жизнь, а из угождения теткам, да отчасти для того, чтобы никто
даже не мог подозревать о ее несчастии... Узнав правду о ней, в ней увидели бы
жертву! Это было бы слишком оскорбительно для нее, для ее самолюбия.
Вы видите, что я мщу за слезы, которые пять лет тому назад заставляло
меня проливать кокетство m-lle Сушковой. О, наши счеты еще не кончены! Она
заставила страдать сердце ребенка, а я только мучаю самолюбие старой кокетки.
Четыре года тому назад она жила в Москве. Там прельстился ею молодой
князь, Michel (в тетради Е. Сушковой, на основе которой ведется этот рассказ
писательницы Е. А. Ган, именем князя Мишеля обозначен А. А. Лопухин,
приятель Лермонтова. —
противился их браку как по ее малому состоянию, так и по его молодости: ей было
18, ему — 20 лет. Она не чувствовала к нему ни любви, ни отвращения, но желала
выйти за него для его пяти тысяч душ. Но так как он был хорош, умен, то