не имело места). Когда она стала замечать это и пыталась сбросить ярмо, я первый
ее публично покинул. Я в глазах света стал с нею жесток и дерзок, насмешлив и
холоден. Я стал ухаживать за другими и под секретом рассказывать им те
стороны, которые представлялись в мою пользу. Она так была поражена этим
неожиданным моим обращением, что сначала не знала, что делать, и смирилась,
что заставило говорить других и придало мне вид человека, одержавшего полную
победу; затем она очнулась и везде стала бранить меня, но я ее предупредил, и
ненависть ее казалась и друзьям и недругам уязвленной любовью. Далее она
попыталась вновь завлечь меня напускною печалью, рассказывая всем близким
моим знакомым, что любит меня; я не вернулся к ней, а искусно всем этим
пользовался... Не могу сказать вам, как все это послужило мне; это было бы
скучно и касается людей, которых вы не знаете.
Я предчувствовала какие-то козни, но я не пыталась отгадать, кто их
устраивает; я чувствовала себя опутанной, связанной по рукам и ногам, но кем?
Я понял, что желая словить меня, она легко себя скомпрометирует. Вот я
ее и скомпрометировал, насколько было возможно, не скомпрометировав самого
себя.
Мне становится невыносимо тяжёло писать; я подхожу к перелому всей
моей жизни...
После его [князя Алексея Лопухина] отъезда всю остальную часть зимы
Лермонтов был так же страстен. Весна призвала его в лагерь, её — в деревню. К
осени они сошлись: она все так же, он с холодным поклоном вежливости. Она
глядела со слезами ему в глаза. Он спрашивал ее о здоровье, бывал у них довольно
часто, но о прежнем — ни слова!.. Она терялась в догадках. Мучилась, плакала и
решилась спросить о причине его поведения.
Это было на бале. Он отвечал с порывом прежней страсти, что есть
причина, по которой он должен молчать, но... может ли измениться?!
Она вновь счастлива, но с первым балом он не глядит на неё, берет слово
танцевать с ней мазурку и в начале танца приглашает незнакомую, сидящую возле
нее. Не могу описать, как играл он ею, то говоря о любви, то притворяясь холодно
ничему не верующим. Наконец, когда она потребовала от него решительного
разрешения загадки, вот что Лермонтов отвечал ей:
«Бог мой, mademoiselle, может быть — я люблю вас, может быть, нет,
право, не знаю! И можно ли помнить о всех увлечениях прошлой зимы? Я
влюбляюсь, чтобы убить время, но не рассудок! Поступайте, как я, и будете
чувствовать себя хорошо».
Она вздрогнула и посреди тысячи особ слезы ручьем полились из глаз её,
он захохотал...
Лермонтов увлекает девушку, весьма искусно разыгрывает роль человека
страстно влюбленного, энергически преодолевает препятствия, встречаемые им на
пути к желаемой цели, не стесняется при этом никакими средствами, вероломно
обманывает человека, считавшего его своим искренним другом и доверчиво
