поводом обвинить свою паству в том, что она отклонилась от тропы благочестия.
«Господь поступил с нами так, как поступает мать с ленивым спящим дитятей, - объяснил
он. – Сначала она встряхивает его кровать, чтобы разбудить его и заставить подняться.
Если ей это не удается, она бьет его. Добрый Господь так же поступил со Своими детьми,
погруженными в греховный сон. Он сотряс их жилища, но пощадил их жизнь. Если это не
пробудит их и не заставит подняться, Он ударит по ним холерой и мором. Так открыл мне
Господь».
И вправду, прошло несколько недель, и в городе началась холера – хотя и
неизвестно, была ли она послана Богом или нет, - и смертоносная эпидемия
свирепствовала в городе два месяца. Пик ее пришелся на третье ноября, когда умерло
девяносто четыре человека. На кладбище Святой Анны трупы лежали без погребения
сутками – не хватало могильщиков. Прежде чем сойти на нет, холера выкосила десятую
часть населения города. Среди жертв были шестилетний сын Факундо и Амалии Хуан и
их маленькая дочь Мария, а также дед Амалии. Перепуганные, убитые горем, Факундо и
Амалия решили увезти из Сантьяго оставшихся сыновей – восьмилетнего Эмилио и
четырехлетнего Факундо-младшего. В декабре 1852 года они отплыли в Испанию, где
рассчитывали прожить некоторое время у родителей Факундо в Сидхесе.
Однако вскоре Факундо, приближавшийся к сорока годам, снова потерял покой и
через несколько месяцев вернулся с семьей на Кубу – вернулись все, кроме Эмилио.
Факундо с Амалией оставили его на попечении друга семьи Даниэля Косты, жившего в
Барселоне и пообещавшего позаботиться об образовании мальчика. Коста был человеком,
наделенным утонченным вкусом в литературе и искусстве, и у такого наставника Эмилио
прямо-таки расцвел. Между тем Факундо и Амалия, вернувшись в Сантьяго, столкнулись
с самыми серьезными трудностями в своей жизни, - они еще не оправились после утраты
двоих детей, а теперь вынуждены были преодолевать экономические сложности. Пока
Факундо отсутствовал, его магазины разграбили, и ему требовались новые запасы товара.
Коммерческая активность в Сантьяго резко снизилась, поскольку многие жители
покинули город. Покупатели, которым Факундо открыл пролонгированный кредит, не
могли платить по счетам, и когда поставщики стали требовать денег, Факундо был
вынужден обратиться за помощью к жене. Дед Амалии оставил ей десять тысяч долларов,
и она разрешила Факундо вложить их в бизнес – в бухгалтерские книги их внесли как
заем. Еще семнадцать тысяч долларов Факундо взял в долг у состоятельной крестной
матери Амалии Клары Асти, женщины, которая не раз и не два приходила Бакарди на
помощь.
Казалось, долгому экономическому процветанию Сантьяго пришел конец. Цены на
сахар рухнули, мировое производство превысило мировой спрос, отчасти потому, что в
Европе стали выращивать сахарную свеклу. Не самые преуспевающие владельцы
сахарных плантаций на Кубе – их было непропорционально много именно на восточной
оконечности острова, в окрестностях Сантьяго, - обнаружили, что их прибыли резко
сократились, и то же самое произошло и с торговцами, которые вели с ними дела. К 1855
году фирма «Бакарди и Компания» объявила о банкротстве. Ликвидировав часть
имущества и реорганизовав финансы, Факундо сумел спасти вложения жены и даже
вернуть долг Кларе Асти – но через двадцать пять лет упорного труда, экономии и
постоянных усилий оказалось, что ему нужно все начинать заново.
На выцветшей семейной фотографии 1880 годов – считается, что это единственное
сохранившееся изображение Факундо, - мы видим, что он был худощавого сложения, с
узким точеным лицом. Он чисто выбрит, коротко остриженные волосы зачесаны назад.
Его портрет, нарисованный уже после смерти на основе воспоминаний о его внешности,
говорит о суровом характере. Брови Факундо сдвинуты, углы губ недовольно опущены,
однако весь облик безупречно элегантен. Даже друзья называли Факундо Бакарди «дон
