случилось. Революция потребовала демонтажа капиталистической экономической
системы, искоренения целого социального класса, замену «буржуазных» политических
институтов и свободных СМИ новыми структурами государственного контроля и
однопартийного правления.
Кастро нужно было время, чтобы запустить механизмы революции, - отчасти
поэтому он сразу после свержения Батисты сформировал правительство из уважаемых в
обществе носителей умеренных взглядов. Лишь единицы кубинцев понимали в то время,
что ключевые политические решения в первые месяцы после переворота принимались
вовсе не правительством, а существовавшей параллельно группировкой, которая тайно
встречалась в домике на берегу моря в получасе езды от центра Гаваны. Кроме Фиделя
Кастро, в эту группировку входили его брат Рауль, Че Гевара, Вильма Эспин и горстка
других, в большинстве своем – убежденных марксистов-ленинистов. Группа позволяла
назначенному кабинету министров продвигать свою умеренную программу реформ, не
информируя его о том, что строятся куда более радикальные планы. Министр финансов
Руфо Лопес-Фрескет в книге «Четырнадцать месяцев с Кастро» вспоминал, что был так
счастлив, когда Фидель одобрил закон о налоговой реформе в мае 1959 года, что не
сдержался и обнял его – но тут заметил, что Фидель смеется. «Возможно, когда придет
время применять закон, не останется ни одного налогоплательщика», - с усмешкой
заметил Фидель.
К концу 1959 года были уволены двенадцать из двадцати одного министра,
которых Кастро выбрал в феврале – кто-то подал в отставку сам, кого-то заставили уйти
силой. Друга Пепина Боша Фелипе Пасоса в Центральном банке сменил Че Гевара,
который ничего не понимал в экономике и вдохновлялся примером советского блока.
Более резкой и символичной перемены в министерстве нельзя было даже вообразить.
Судя по всему, Че Геваре нравилось высмеивать и унижать ведущих бизнесменов, с
которыми он встречался. Однажды его спросили, какой ему видится роль частного
предпринимательства в будущем Кубы, и он ответил, что в стране полно тротуарных
бордюров, которые нужно красить. Он предсказал, что правительство будет
контролировать «важные» предприятия, а частным производителям будет позволено
производить товары вроде дамских сумочек. Кубинские бизнесмены не понимали,
серьезно ли говорит Че Гевара и транслирует ли он точку зрения Кастро, однако в декабре
1959 года появились неопровержимые признаки намерений правительства – оно
конфисковало «Текстилера Аригуанабо», крупную фирму по производству текстиля,
которой владела семья Хеджес из Нью-Йорка. Компания «Ром «Бакарди»» стала
крупнейшей промышленной фирмой, которая все еще оставалась в частном владении.
Кубинская Национальная организация производителей в отчаянном стремлении
оградить свои предприятия от посягательств составила план, который должен был
произвести впечатление на власти. Они хотели провести закон, согласно которому доля с
прибылей кубинских предприятий должна была отходить в фонд для поддержки
индустриального развития страны. В начале 1960 года к министру финансов Руфо Лопесу-
Фрескету была отправлена делегация, которая должна была изложить эту идею. К этому
времени Лопес-Фрескет уже убедился в том, что Фидель Кастро и Че Гевара не
заинтересованы в защите частных предприятий на Кубе, так что он посоветовал
бизнесменам не тратить времени попусту.
Поворотный момент в представлении о будущем Кубы, которое готовил ей Кастро,
наступил предыдущей осенью, когда он приказал арестовать Убера Матоса,
командующего повстанческой армией, который был военным губернатором провинции
Камагуэй. У Матоса хватило храбрости лично заявить Кастро, что его тревожит растущее
коммунистическое влияние, а когда Кастро проигнорировал его протест, Манос подал в
