Бакарди и долгая битва за Кубу

отставки. Несколько оркестрантов заранее согласились не уходить с площади, а остаться

на месте; акцию должны были поддержать также компания военных инженеров и команда

стоявшего в порту военного фрегата.

Однако все пошло совсем не так, как планировалось. Оркестр, вопреки

обыкновению, не двинулся к губернаторскому дворцу. Гуляки начали расходиться до

того, как оркестр заиграл «Himno», не зная, что затевается что-то необычное. Команда

фрегата так и не появилась. Увидев, что толпа редеет, Эмилио закричал, чтобы привлечь к

себе внимание, и сумел все-таки произнести краткую речь. Факундо-младший и прочие

заговорщики ответили на нее своими «Viva», но безо всякого успеха. Немногочисленные

горожане, остановившиеся их послушать, так, видимо, ничего и не поняли. Несколько

присутствовавших на площади полицейских, заподозрив непорядок, зашагали к братьям

Бакарди; увидев это, те повернулись и бросились бежать. Один офицер ухватил Факундо

за рукав, но юноша вывернулся.

Вспоминая эти события, Эмилио признавал, что его план был не более чем

«дерзостью и глупостью». Планировать спонтанные народные волнения заранее не так-то

просто. Горожане, собравшиеся на retreta, едва ли принадлежали к наиболее

революционно настроенным слоям сантьягского общества, а Эмилио, Факундо-младший и

их друзья плохо продумали свой план. Братьям Бакарди повезло, что они не оказались за

решеткой. Оба были известными в городе людьми, а поскольку власти располагали

прекрасно организованной сетью осведомителей, невозможно себе представить, чтобы

юношей не узнали. Скорее всего, спасло их высокое положение. Кроме того, испанские

официальные лица, вероятно, учли, что Бакарди ратовали не за революцию, а за реформы,

и поэтому решили, что не в интересах режима чересчур радикально поступать с ними и с

другими reformistas. В то время за городом поднимало голову вооруженное восстание, и

власти не желали подливать масла в огонь.

Прошло несколько недель, и бои уже велись в предместьях Сантьяго. В канун

Рождества испанские войска и милиция заняли позиции на перекрестках, и пронесся слух,

что в городе вот-вот появятся повстанцы. Однако на самом деле повышенные меры

безопасности были приняты перед встречей губернатора с эмиссаром повстанцев.

Посланец в сопровождении офицера испанской кавалерии въехал в город верхом, явно не

придавая значения тому, что его могут схватить и убить. К изумлению старых друзей,

учеников и соседей это оказался ни кто иной, как Пио Росадо, бывший школьный учитель,

спустя всего два месяца после бегства в горы успевший стать полковником

революционной армии. Росадо привез письмо от Карлоса Мануэля де Сеспедеса с

жалобой на то, что испанские солдаты казнят пленных повстанцев без суда и следствия.

Сеспедес предупреждал губернатора, что если тот не положит конец этой практике,

восставшие введут ее у себя. Губернатор отклонил жалобу, однако приказал выпустить

Росадо из города. Когда Росадо вышел из губернаторского дворца, то обнаружил, что

компания voluntarios отрезала стремена у его седла. «Идиоты», - вздохнул он, ловко

вскочил в седло и гордо выехал из города.

Контрреволюционные меры испанцев опирались на добровольцев, однако те были

так жестоки, что это подчас смущало даже колониальную администрацию. Любой

испанский чиновник рисковал навлечь на себя беду, если вел себя с повстанцами

недостаточно сурово, поскольку voluntarios предпочитали подавить восстание военными

силами, а его гражданских сторонников – террором. Некоторые группировки voluntarios

можно считать кубинскими предшественниками фашистского ополчения, возникшего

много лет спустя в захваченной нацистами Европе, или белых расистских банд,