связных и революционных агентов, приходивших к нему почти каждый день.
Как посредник повстанцев Эмилио занимался связями между ними и союзниками
за рубежом и координировал закупки оружия и необходимых повстанцам припасов. Он
надзирал за контрабандой боеприпасов в мешках с фасолью и рисом и даже
организовывал поставку динамита, при помощи которого повстанцы взрывали мосты.
Чтобы избежать подозрений, нужны были постоянные усилия и изобретательность. Свои
письма Эмилио подписывал «Фокион» - в честь афинского полководца и политического
деятеля, которого прозвали Добрым за порядочность и верность демократии. Когда
Эмилио отправлял деньги или припасы повстанцам в их горных лагерях, то прилагал
половину газетной страницы, а вторую оставлял себе. Если для установления контакта
приходил другой связной, он должен был предъявить недостающую половину, чтобы
подтвердить, что он действительно повстанец.
* * *
То, что у второй войны за независимость была более солидная идеологическая
основа, означало, что вести эту войну надо было с вниманием не только к военным, но и к
социально-политическим вопросам. Новые кубинцы должны были стать народом, в
котором не-белое население, прежде ущемленное, пользовалось бы равными правами и
возможностями с белыми, а для этого необходимо было реформировать всю систему
социально-экономических отношений. Генерал Максимо Гомес полагал, что одна из
ошибок Десятилетней войны заключалась в том, что вожди революции не решались пойти
наперекор мощным экономическим интересам, особенно в западной части Кубы. Они не
стали вести войну в сахароносной сердцевине острова и тем самым помешали революции
преобразить страну. Кроме того, Гомес утверждал, что необходимо всеми силами
подрывать экономику и тем самым прекратить поток средств, которые Испания получала
с Кубы и направляла на финансирование войны.
Так или иначе, стратегических тонкостей было очень много. Например, было
неясно, как командирам повстанцев обращаться с крупными землевладельцами. Если
уничтожить сахарные и кофейные плантации, от этого будет плохо не только
плантаторам, но и простым кубинцам, и вожди повстанцев не могли достичь согласия
друг с другом в вопросе о том, насколько далеко может зайти саботаж экономики. В июле
1895 года Гомес издал сокрушительный приказ: «Сахарные плантации прекращают
работу, и если кто-то предпримет попытку собирать урожай, невзирая на этот приказ, его
тростник будет сожжен, а постройки разрушены». Этот же приказ запрещал ввоз
промышленных, сельскохозяйственных и животноводческих товаров в города,
оккупированные испанскими войсками. Однако другие командиры предпочитали более
мягкий подход. Антонио Масео считал, что плантаторам следует разрешить собирать
тростник и производить сахар, если они будут платить военный налог повстанческой
армии и не попытаются препятствовать делу революции. Масео командовал повстанцами
в восточной части Кубы и заключил на своей территории несколько подобных
соглашений с плантаторами и владельцами сахарных заводов, а налоги, которые он собрал
в результате этих соглашений, стали ценным источником доходов для революции.
В Сантьяго Эмилио Бакарди поддерживал позицию Масео. Более того, и сам
Эмилио собирал военный налог с нескольких владельцев плантаций в окрестностях
Сантьяго, начиная с собственной тещи на плантации Санто-Доминго. В иные месяцы
сборы составляли несколько сотен долларов – значительная сумма для революционного
движения, отчаянно нуждавшегося в наличности. То, что Эмилио не одобрял крайние
меры, приверженцем которых был Гомес, соответствовало и его деловым интересам. Если
бы производство сахара и коммерция в оккупированных испанцами областях оказались
под полным запретом, «Bacardi & Compania» пришлось бы закрыться. Без бесперебойных
