возлюбленной родиной. Мы празднуем торжество братской любви, в святилище
наших сердец мы вспоминаем так много героев; мир праху черного Апонте, мир
праху белого Марти. /СНОСКА: Хосе Антонио Апонте – гаванский резчик по
дереву африканского происхождения, который, вдохновленный примером Моисея,
решил вывести кубинских чернокожих «из плена» и был повешен за организацию
заговора в 1812 году./
К третьей годовщине войны в феврале 1898 года Эмилио был уже на Ямайке. К
этому времени судьба страны оказалась в руках внешних сил. Эпическая битва, которая
вдохновляла кубинцев все эти долгие мрачные годы, казалась уже не такой великой,
поглощенная конфронтацией между Вашингтоном и Мадридом. Вернувшись из
заключения на Чафаринских островах, Эмилио последовал примеру Эльвиры и написал
письмо Федерико Пересу Карбо в Нью-Йорк с просьбой оценить то, что думает о Кубе
администрация Мак-Кинли. Ответ Федерико был полон такого же разочарования в
американских умонастроениях, что и письма к Эльвире. «[Они говорят:] «Еще не настало
время для каких-либо действий», - писал он. – Когда же оно настанет? Очевидно: когда
обе силы об этом договорятся. И тогда янки вытянут из огня каштан [т.е. Кубу] и съедят
его сами».
* * *
Опасения кубинцев по поводу замыслов янки имели под собой серьезные
основания. Чем ближе становились Соединенные Штаты к войне с Испанией за Кубу, тем
меньше они считались с собственными интересами Кубы. Доводы в пользу интервенции,
которые выдвигала администрация Мак-Кинли и ее политические союзники, вращались
практически исключительно вокруг стратегических соображений Соединенных Штатов.
Канал через центральноамериканский перешеек был уже почти достроен, поэтому стало
важно контролировать морские пути и распределять территории в Карибском бассейне.
Поскольку Куба была расположена стратегически выгодно, Соединенным Штатам было
важно разместить на острове свои военно-морские базы. На политической арене
появилась фигура Теодора Рузвельта – в то время он был всего лишь помощником
секретаря министерства военно-морских сил, однако яростно отстаивал идею
территориальной экспансии Соединенных Штатов и рвался в бой.
Несмотря на широкую общественную поддержку идеи кубинской независимости,
администрация Мак-Кинли к ней не стремилась. Распространенным доводом против
независимости Кубы был отголосок давних предрассудков Мадрида: свободная Куба
станет неуправляемой из-за многочисленности чернокожего населения. Кроме того,
против независимости Кубы были и некоторые тактические возражения. Один
высокопоставленный американский дипломат утверждал, будто стоит Соединенным
Штатом начать на острове войну в союзе с временным правительством Кубы, и они будут
ограничены в своих действиях куда больше, чем если они сами вторгнутся на остров и
объявят его «временно завоеванным». Когад президент Мак-Кинли в апреле попросил
Конгресс одобрить начало войны, речи о независимости Кубы или о «Кубинской
республике» с временным правительством из вождей повстанцев вообще не было.
Неудивительно, что притязания Мак-Кинли вызвали немедленный протест у
вождей кубинских повстанцев и их союзников. «Мы воспротивимся любому
вмешательству, если оно не ратует прямо и открыто за независимость Кубы», -
предупреждал представитель повстанцев в Вашингтоне Гонзало де Кесада. Подобные
споры поколебали друзей кубы в Конгрессе, и в конце концов был найден компромисс –
по крайней мере, так казалось. Совместная резолюция, которая давала президенту право
начать военные действия на Кубе, включала пункт под названием «поправка Теллера», где
говорилось, что Соединенные Штаты не намерены оккупировать Кубу «кроме как ради
