Церемония капитуляции прошла возле холма Сан-Хуан у самой окраины Сантьяго
воскресным утром 17 июля под капоковым деревом, которое с тех пор прозвали Древом
мира. Генерал Тораль, ожидавший под деревом вместе со своими офицерами, приподнял
фуражку при появлении генерала Шефтера, и массивный американец отсалютовал ему в
ответ. Тораль отдал ему испанский флаг, Шефтер в ответ вручил ему шпагу, а испанский
горнист протрубил сигнал. Кубинских представителей на церемонию не допустили.
* * *
Во многом враждебность, которую американские офицеры проявляли к кубинским
повстанцам, коренилась в самом обычном расизме. Американские подразделения
состояли в основном из белых, а кубинские силы – почти целиком черные. «Вкратце и по
существу, - заявил журналисту американский военный хирург, - это не более чем выводок
кубинских ниггеров-полукровок». Многим американским офицерам, вышедшим из
общества, в котором до сих пор царила расовая сегрегация, было невозможно даже
представить себе, что черные кубинцы обладают военными знаниями или готовы
разделить политическую ответственность за свой народ. Генерал С.Б.М. Юнг,
командующий дивизионом, огульно окрестил кубинских повстанцев «дегенератами» и
презрительно фыркал, когда при нем упоминали, что Куба может быть независимой. «Они
способны к самоуправлению не больше, чем африканские дикари», - заявлял он.
Грубый американский расизм на Кубе резко контрастировал со стараниями вождей
кубинских повстанцев заложить основы свободного общества, основанного на
толерантности. В 1898 году Куба на десятилетия опережала Соединенные Штаты – на ней
был положен конец расовой дискриминации, и военные и гражданские вожди борьбы за
независимость были оскорблены высокомерным отношением высших офицеров
американской армии. Генерал Каликсто Гарсия писал лично генералу Шевтеру, чтобы
объяснить, насколько его оскорбил приказ Шефтера, запрещавший кубинским войскам
вступать в Сантьяго на том основании, что они будут там мародерствовать или из мести
нападать на оставшихся там испанцев. «Позвольте мне, сэр, выразить протест против даже
тени подобных домыслов, - негодовал Гарсия. – Мы не дикари, пренебрегающие
правилами цивилизованной войны. Мы – нищая армия в лохмотьях, но такими же нищими
в лохмотьях были и войска ваших пращуров, когда они вели благородную войну за
независимость, однако, подобно героям Саратоги и Йорктауна, мы глубоко чтим нашу
идею и не оскверним ее варварством и трусостью».
Гражданские лидеры были так же огорчены и рассержены тем, насколько
американцы не доверяли способностям кубинцев. Глава клуба «Сан-Карлос», где
собирались сливки сантьягского общества, созвал публичное собрание, чтобы составить
петицию к президенту Мак-Кинли где говорилось, что «все [нижеподписавшиеся] желают
создать свое собственное правительство в награду за страдания и героизм нашей армии и
недвусмысленного провозглашения Кубинской Республики с кубинскими властями».
Однако петиция осталась без внимания. Спустя несколько месяцев после поражения
испанских сил генерал Шефтер заявил, что считает всю кубинскую территорию,
оккупированную американской армией, «частью Союза» вплоть до дальнейших
распоряжений. Равный ему по чину на море адмирал Уильям Сампсон отнесся к жалобам
кубинцев еще пренебрежительнее. «Неважно, продемонстрируют ли кубинцы покорность
[оккупационному] правительству или нет, - сказал он. – Мы уже там. Мы намерены
править, и дело с концом».
Прелиминарные условия мирного соглашения с Испанией были подписаны 12
августа в Вашингтоне, а закреплены в декабре 1898 года Парижским мирным договором –
причем кубинскую сторону в очередной раз исключили из участников процедуры. Хотя
конфликт начался в 1895 году, в учебники истории он вошел как «война 1898 года» - и
