Собачьи ночи

груди&живота, уже по всей ширине кровати, снова-и-снова придавливая уже и правую ее сторону, вкрадчиво осторожно & почти-беззвучно перемещается некое существо. В темноте тебе наконец удается разглядеть тело большого животного, перелезающего через постель, – !Ягуара, – который тенью вылез из-под кровати & теперь пробирается через нее к окну, потом беззвучно исчезает между тяжелыми занавесями, как-то просачивается сквозь закрытое окно вовне, в-снаружи, к прочим теням этой ночи. За первым животным следует тем же путем второе, так же осторожно&тихо, потом – еще и еще одно, все новые большие кошки выныривают из-под кровати. Ты лежишь, исполненный страха, в смертном оцепенении. Пытаешься почти не дышать – животные, похоже, не замечают тебя; или: они преследуют другую цель, а на тебя не обращают внимания. Несколько раз одно из крадущихся по тебе животных краешком шкуры задевает твое лицо – шкура у него мягкая и пахнет молодым зверем – потрескивание при этом беглом прикосновении, как если бы из волокон шерсти выскакивали крошечные электрические разряды –: по коже твоей пробегает приятная дрожь, словно под действием электрического тока воспламенились тончайшие нервные окончания – –

–ты уже можешь Это. Сейчас уже можешь –

!Голос !девочки. В полумраке стоит она перед твоей кроватью, стягивает через голову тонкую, в горошек, ночную рубашку – И словно блеклый сновидческий образ, в который ты не можешь поверить, который хочет выдать себя за 1 из механистических толкований твоих более ранних снов, предложенное чужаком, – случайным прохожим, который позволил себе злую шутку, – ?или: может, и это тоже всего лишь сон, выступивший из другого сна, и тогда, значит, Все есть сон, и Ничто – тот сон, который дает прибежище & обещает пробуждение еще до своего конца – : На краешке кровати примостилась 12летняя девочка, нагая, тело ее с детской едва обозначенной грудью сияет гладко & блекло-светло, 1 рукой она обхватила твой член, верхняя часть корпуса & голова склонены к тебе, 1 прядь ее волос касается твоего живота –. Видимо, она уже некоторое время перешептывается, не столько с тобой, сколько с твоим постепенно отвердевающим членом, на который она, кажется тебе, смотрит как на игрушку, как, может, на 1 из своих кукол, и в ее голосе, упорно продолжающем шептать, детские успокаивающие & упрашивающие нотки смешиваются с мононотонностью, как если бы то, что она сейчас делает, исходило не от нее, как если бы она=сама была от Этого далека, очень далека.

–но может тызахочешь чтоб’Это происходило иначе не так как всегда хочет твой дрэуг. Он всегда делает мне очень больно – когда бывает как хочет он. – (Продолжая говорить, она усаживается на тебя верхом, широко раздвигает бедра & пальцами отделяет 1-от-другой маленькие срамные губы – : ты ощущаешь головкой члена по-детски узкую, сухую щель : –подожди – (слышишь ты; она плюет на 2 пальца & втирает плевки себе в промежность – но ввести член не удается и теперь.)

–Он обычно хочет, чтобы было именно так, твой дрэуг. Но мне Так очень больно. Я могу сделать тебе Это и рукой. Или ртом. Только ему ничего не говори. Ты ведь не скажешь: ?нет. Потому что если он узнает, что я сделала тебе не так, как ему, он опять кончит мне в попо. А это тоже всегда очень больно. И потом он выпорет меня и сделает на меня АА, твой дрэуг….. – (И девочка снова наклоняет голову, ее пальчики передвигаются по твоему члену вверх&вниз – ты чувствуешь, как ее губы смыкаются вокруг него & влажный проворный язык –, ее волосы падают вперед & скрывают своими прядями, словно короткой занавеской, эту сцену, которая разыгрывается в поблекшем СероСвете уже не правдоподобной ночи, разыгрывается с несомненно характерной для нее – призрачной, парализующей и тебя & любую мысль о сопротивлении прекращении пробуждении, непреложной самоочевидностью – – из проникнутого страхом ощущения, что ты больше не проснешься, никогда уже не сможешь спастись от этого сна : !свих-нешься в этом Трансе-без-берегов[29] : (постепенно из заполняющей темную комнату теплой дымки с запахами женского тела формируется другое ощущение, иное, тайное желание –) –тыдолжен говорить – (слышишь ты голос девочки –тыдолжен высказать Все. Тогда получишь !гораздо больше удовольствия. Говори же. Давай, громко скажи мне, как ты любишь трахаться – : (влечение к !ней, к телу женщины, которую я много часов назад 1 мгновение видел в окне, обнаженной, и груди ее золотисто мерцали в свете уличного фонаря, и я видел крепкие, упруго круглящиеся бедра, темный треугольный герб внизу живота, И эта женщина, которую я чуть позже встретил здесь, у нее в квартире, и светлые брючки, тесно обтягивавшие ее бедра, все это было роскошным=скандальным вызовом по отношению к тривиальному знанию, что за волосяным треугольником нет ничего, там Ничто; Ничто вдруг предстало как Нечто наподобие изгиба губ чуткого влажного рта, как Отверстие, ведущее во-внутрь чьей-то плоти, которая может оказаться на вкус пряной мягкой и жгучей словно мякоть растений, осенне-рдяной как кровь –) : Осторожно касаются теперь кончики твоих пальцев маленького, бледного тела ребенка-над-тобой, гладят – расспрашивая – пряди волос, вдоль пробора маленькой головы – : – теплое, хрупкое птичье тельце – :Неужели это наконец ?пробуждение, или ?сон все еще, или ?то-и-другое вместе – ты не можешь вырваться из этой картины, да и не хочешь уже, хочешь лишь скользить все дальше и дальше в теплом потоке, в несказанном пространстве, в пустоте, в белизне – дрожь там, электрический ток и свечение из нервных волокон – теплота преступления – но все-таки чувствовать маленькое, эластичное тело – ночь, Ночь-без-берегов – (мерцают золотисто груди женщины – ее чресла, узкие теплые срамные губы, распустившиеся крошечными складками и рдяно открывающиеся – Черный Мак – Я хочу ее видеть, ее, эту женщину эту шлюху : сейчас :) –:–:–

–!иии – (:откуда-то издалека высокий=детский голос девочки:) –ии!иии –

–!Он это !сделал.

В проеме распахнутой двери женщина – темный прямой силуэт в светлом 4хугольнике – свет из коридора, из-снаружи, представляет собой мерцание, известково-бледное, так что тень женщины тянется от порога ко мне, до самой моей вдоль-и-поперек-изрытой постели – : & резкий свет с потолка врывается в комнату, насмешливо изгоняет из нее тьму и все тайны.

–!Он это !сделал.

Девочка протягивает навстречу матери руку: по маленьким растопыренным пальцам и выше, по предплечью, стекает семя. Мой живот тоже покрыт спермой & чем-то красным, липким, – в 1й момент я уверен, что это кровь. Но когда девочка вылезает из кровати и люстра полностью освещает ее лицо, рот щеки & подбородок у нее оказываются перемазанными чем- то кричаще-красным –:!губная помада –: она, значит, прежде чем явиться ко мне в комнату & в постель, подкрасила губы ужасной ярко-красной помадой.

–Иди помойся. – Спокойно говорит женщина своей дочери; та, далеко отставив от себя облепленную семенем руку, как если бы рука была ранена, сразу же подчиняется, хватает с кровати ночную рубашку & без единого слова, даже не взглянув на меня, покидает комнату.

Теперь мы одни : женщина, в пальто, накинутом на плечи, словно она собралась на улицу, все еще стоящая в дверях, – я, голый, перепачканный спермой & губной помадой, в чужой квартире, в чужой кровати; яркий свет и взгляды женщины направлены на меня. Бесполезны любые слова, любые объяснения напрасны & излишни – мне делается нехорошо, я чувствую позывы к рвоте, я позволяю себе снова откинуться на подушку, бессмысленно пялюсь на светящуюся белым люстру, пока глаза не начинают болеть; И с тупым равнодушием жду появления представителей порядка: какого-нибудь соседа, который, кипя от негодования, вышибет мне зубы, ударами кулака сломает челюсть & нос, – или полицейского, который задержит меня на месте преступления…..

–Вставайте же. Помойтесь.

Голос женщины так же спокоен, как только что, когда она отдавала распоряжение дочери. Совершенно сбитый с толку, я вскакиваю – замечаю свою наготу, прижимаю к животу подушку – и недоверчиво заглядываю в лицо женщины.

–Или вы предпочитаете, чтобы я вызвала полицию. – (Как если бы опытная хозяйка пансиона спрашивала своего постояльца, чтo он предпочитает на завтрак.) Женщина, между тем, несмотря на жестокий комизм этой ситуации, похоже, отнюдь не утратила самообладания, комизма происходящего она даже не замечает. Напротив, все с тем же спокойствием, которое, очевидно, уже давно из-за усталости и разочарования перешло в стадию рассеянности и дистанцированности, женщина продолжает говорить, обращаясь скорее к себе=самой, чем ко мне, изобличенному растлителю ее дочери, – говорить так, будто она объясняет случайному посетителю, где в ее квартире располагаются места общего пользования.