по непонятным причинам пустился в ненужные разговоры со мной, Смутьяном и Воображалой, – только он, очевидно, еще сдерживал остальных. Они были готовы медлить лишь до тех пор, пока он еще хотел говорить со мной – и мог говорить. Но он отважился действовать на свой страх и риск, а потому теперь ему надо было крепко продумать, как он эту партию завершит. Отныне и его репутация стояла на кону. И теперь я знал, что во всей этой заварушке речь, собственно, шла о нем: о Предводителе, о его власти над теми- Другими – власть эта тоже зависела от !меня –
–?!Ты слышал, чтo я тебе сказал. – (Снова услышал я его голос из-Снаружи.) И радиодинамики, распределенные по всем коридорам & классным комнатам, – они выдавливали мое имя из своих матерчатых круглых пастей наружу, в пустоту коридоров, классных комнат (где не было ни настоящего света, ни настоящих теней, а только какая-то вылинявшая светлость, световая дымка); & звук моего имени падал в смесь запахов мастики кожаных-ранцев теплой-колбасы на принесенных-из-дому- бутербродах & пищевых-испарений-из-подвала (там – школьные обеды: Еда из больших зеленых термосов в полдень распределялась по пластиковым тарелкам –), проникал в холодно- пронзительное зловоние хлорки из туалетов с их никогда по-настоящему не закрывающимися дверьми –; & в пустой классной комнате пахло вечно-влажными тряпками-для-доски &, опять-таки, половой мастикой – (и еще чем-то, что, складываясь из многократно умноженных отдельных человеческих запахов, образовывало, если можно так выразиться, ароматический фундамент, ибо все эти ароматы казались скрепленными телесным теплом, которое еще ощущалось в этом помещении & которое исходило от многих лежавших здесь вещей тех детей, которые еще совсем-недавно & раньше, день за днем, находились здесь-внутри, пока, может-быть, какая-то загадочная катастрофа не обратила их в бегство или не привела к исчезновению их=всех.) Классная комната, в унылом запустении; только радиодинамик, инструмент «решительного-осуждения» & пропаганды, еще звучал в тишине, и имя мое разносилось из деревянных ящиков так, как если бы самодовольный=унтер орал на рядового: В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ПРИЗЫВАЕТСЯ БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНО ЯВИТЬСЯ НА ШКОЛЬНЫЙ ДВОР (потом – шум в радиодинамиках, 1 щелчок, микрофон в секретариате Директора снова ненадолго умолк.) Женский голос, ПИОНЕРВОЖАТОЙ: сверх-отчетливо выговаривающий каждый слог & исполненный профессионального возмущения, как если бы нужно было втолковать иностранцу, чьи возможности понимания немецкого языка ограничены, какие-то важные вещи; то есть голос в принципе должен был бы звучать угрожающе, чтоб запугивать & увещевать, однако фрау ПИОНЕРВОЖАТАЯ, может, из-за возмущения моим непокорством, говорила в микрофон слишком громко – ее голос, дребезжа, вылетал из обтянутых тканью жалких динамиков, падал в комнаты & коридоры, словно разбивающийся вдребезги фарфор, пресекался & превращался в карикатуру на самого себя, такими голосами в мультфильмах обычно переругиваются маленькие злодеи : ОНИ, значит, уже всполошились из-за моего отсутствия на церемонии моего наказания, на ЛИНЕЙКЕ. Кастелян, несомненно, видел, как чуть раньше я незаметно прошмыгнул в школьное здание – может, он даже окликнул меня, выскочил из своей вахтерской кабинки & в развевающемся сером халате побежал за мной по коридорам, так быстро, как позволяла его поврежденная на войне нога. Его маленькое, изборожденное морщинами обезьянье личико под волосяным покровом, цвет которого напоминал заплесневевшее абрикосовое варенье, имело не поддающийся определению возраст, а сам этот человек был едва ли выше ростом, чем мы=школьники; он ненавидел нас (может, только по этой причине), и потому вечно становился мишенью & жертвой наших проделок….. (которые мы предпочитали устраивать, когда близилась перемена погоды, когда дело шло к дождю или к буре – ибо тогда Кастелян сидел у себя в вахтерке & с хныканьем потирал поврежденную ногу – мы же старались подстроить все так, чтобы ему пришлось быстро вскочить со стула & из вахтерки выбежать – например, чтобы срочно потушить бомбы-вонючки, заброшенные нами во все коридоры; или же мы нажимали кнопки пожарной тревоги, сразу на всех этажах – :Кастелян тогда подпрыгивал, будто его ударили ножом, вскрикивал от боли, хватался за свою ногу И с хныканьем, так быстро как мог, ковылял осматривать школьное здание – (мы обычно прятались поблизости от его каморки, потому что хотели слышать крик Кастеляна при вскакивании (крик этот так же смущал нас и внушал нам такое же отвращение, как вид плачущего взрослого), & мы хотели видеть его перекошенное от боли лицо, которое в такие моменты еще больше, чем всегда, походило на мордочку шимпанзе); все это надолго становилось поводом для передразниваний & смеха. – Так что наверняка чуть раньше, увидев, как я пытаюсь проскользнуть незамеченным в школьное здание, Кастелян (всегда героически-самоотверженный в своем должностном усердии) вскочил, боль, возможно, на несколько мгновений задержала его – но потом он с удвоенной яростью & обновленной ненавистью пустился за мной по пятам. И наверняка он, соревнуясь с радиодинамиками, во всех длинных коридорах & на лестничных площадках вновь&вновь выкрикивал мое имя – возбужденный – ревностно исполняющий свой долг – чертыхающийся от боли – преследуя меня; и голос его был хнычущим & злобным.
1 дверь в конце коридора оказалась !не запертой: Чулан, где хранились географические карты, гигантские линейки с деревянными ручками, напоминавшие чудовищно удлиненные мастерки, гротескно большие циркули (с вставленными кусками мела, чтобы чертить на доске) & фанерные угломеры, а также коробочки с мелом, стопки тетрадей, альбомы для рисования; это помещеньице, больше похожее на шахту или дымоход, называлось КАРТОХРАНИЛИЩЕМ – : – В классных комнатах !да: Там ОНИ будут искать меня – но здесь: Никому и в голову не придет – И прикрыл за собой дверь, задвинул засов; спертый воздух набитого всяким хламом помещения (1 высоко расположенное оконце зарешечивало свет=снаружи) вошел в мой рот как кляп; прислонившись к двери, я прислушивался, нет ли шорохов, снаружи в коридоре. !Может, ОНИ откажутся от поисков – !Может, примирятся с моим исчезновением, с моей ненаходимостью, может, никто уже и не хочет преследовать меня – –
Слишком громкое собственное дыхание, отголоски шорохов из каверны опустевшего школьного здания в моих ушах & едва заметное потрескивание дверной фанеры создавали обманчивое впечатление переполоха в школе, семенящих шагов, чужого одышливого дыхания & сердечных ударов, как глухие удары кулака в дверь, – ?знали ли ОНИ, где я могу спрятаться :?И уже обнаружили меня, без всяких поисков – :Крепче прижав теперь ухо к двери, я все равно слышал только шум моей же крови, сердечные удары моего страха. И постепенно привыкал к этому сухому, как бумага, воздуху, к известково- серому свету, проникавшему сквозь решетку окна сюда, в мое убежище. И в них обоих, в самом помещении & в этом воздухе, я уже улавливал что-то, чему не сумел бы дать внятного названия; знал только, что здесь я охотно остался бы на очень долгое время, что здесь я мог бы –
Воздух, или, скорее, 1 четко очерченное воздушное тело, которое, надо думать, всегда было именно таким, никогда не претерпевало изменений & определенно останется таким навсегда – безвозрастным, наподобие тех женщин в черных юбках, которые носят свои вечные=старые лица под такими же черными платками, а потому и в старости, точнее, существуя безвозрастно, всегда будут такими и никакими иными: в возрасте без нарастающего числа; из-за чего в них угадывается что-то родное, какое-то их превосходство и нерушимая верность долгу, в этих Пра-Матерях, которые молча, с неподвижным упрямым взглядом & с сознанием своей телесной мощи и достоинства, неизменно заступают дорогу Ходу-Событий, как только свихнувшиеся мелкие=садисты–=чиновники посягают на Нечто такое, что они, эти монументальные женские праобразы, несут в=себе, в качестве, если можно так выразиться, естественной Меры Человечности, –& уже поэтому аура их праматеринской защиты распространяется на всех тех, кого преследуют чиновники-лемуры. Моя прабабушка тоже, я слышал, однажды подделала РОДОВОЕ ДРЕВО: во времена, когда снова, если ты хотел выжить, важно было доказать, что только 1, официально одобренный, сорт крови течет в твоей – понимаемой как единое тело – семье; прабабушка просто, не долго думая, отстригла от РОДОВОГО ДРЕВА лишние ветви & побеги, изгладила с бумаги то, что было только чернильными закорючками, а могло стоить крови, что было лишь склочными зюттерлин-буковками[33] Как 2 х 2 и !дело-с-концом – : И она, эта старая женщина, окутанная чернотой своих всегда-одинаковых одежд & незыблемостью своих принципов, отличалась такой впечатляющей, непоколебимой самоочевидностью, какая бывает только у обглоданного ветрами, закаленного солнцем&дождем дерева (у древесных стволов или: их остатков, которые, давно разлученные с питательной почвой и, следовательно, с круговоротом роста–умирания, на территориях сплошной вырубки иногда торчат у обочины дороги, оцепеневшие в своем всегдашнем-бытии-такими); так что привычные представления о старении и еще большем старении, об упадке и окончательной гибели в связи с моей прабабушкой просто не возникали – ибо последствия происходившего, в самом деле, распада,
