всхлипнули.
Ну а что там наша девица? Степанида выглядела почему-то капризно.
– Зачем вы меня какой-то манной кашей кормите? Я такую кашу не ем, – недовольно пробурчала она. – Плачет ваш Лука Самарыч, ну и что?
– Так ведь от любви плачет, – возразили мы. – Где вы такую любовь видали? Это же просто невиданная любовь.
Степанида опять не поняла, в чем суть.
– Любовь, любовь, – передразнила она. – Что вы мне душу травите? Та девка небось газель была. Лань, антилопочка, стройная березка.
– Ха, газель! – усмехнулся один из гомеров. – Ха-ха, лань. Надо же такое придумать!
– Клянусь, что у той девы грудь была – во! Талия – во! – показал другой. – А ниже талии во-о-о…
Однако ниже талии наш Гомер потерпел фиаско. Хоть и старался, как Гюго, но рук не хватило. На помощь пришел третий:
– Одним словом, слониха. Сам от Луки Самарыча слышал.
– И уж никак не березка, – поддержал четвертый. – Стал бы наш волжский дуб по березке сохнуть! Ему подавай настоящих баб, то есть баобаб.
Степанида сделала вид, что и сейчас ничего не понимает.
– Ну зачем, зачем мне вся эта манная каша? – закапризничала она девочкой. – При чем тут я?
Тут уж мы дали волю своему негодованию:
– Ах, как недогадливы женщины! Кто у нас слониха, большая медведица, баобаб? Вы!
– Значит, вы имеете прямое отношение к предмету невиданной страсти Луки Самарыча.
– Вы и есть тот самый предмет, который разбил сердце нашего удальца.
– Будь моя воля, я судил бы вас за это деяние по всей строгости Уголовного кодекса. Без всяких смягчающих обстоятельств. С полной конфискацией вашего… сердца.
Степанида все еще пыталась увильнуть от ответственности.
– Я? Неужели я? – бестолково бормотала она, как все преступницы. – А вы, мужики, не ошибаетесь? Я ведь, кажется, по Волге и не плавала.
– В прошлом году нет. И в позапрошлом. Иначе об этом до сих пор говорило бы все Поволжье.
– А в юности наверняка плавали. Только забыли.
– Ох, эта девичья память! Натворят дел и забудут.
– Как сейчас помню, после вашей поездки «Степан Разин» пошел в капремонт. Чем бы ему еще надорваться, если он до того любые грузы на борт брал – и ничего? Так что не отпирайтесь.
Степанида, кажется, уже была готова к явке с повинной.
– Может, я и правда запамятовала. Когда же все это было?
– Лет двадцать… нет, пожалуй, двадцать пять тому назад… В том же месяце, в тот же день недели, в тот же час. Только не сейчас, а четверть века тому назад.
Наступила пауза. Как весной на Волге, перед половодьем. Лед уже пошел, но река будто еще спит. На самом деле уже не спит, а собирается с духом. Но вот воспрянула и… Пошла на берег. Да на крутой.
– А какой он из себя, Лука Самарыч? – задала типичный женский вопрос Степанида. – Небось под потолок?
Может быть. Если его на стремянку подсадить, а стремянку на стол поставить.
– Извините, ненаглядная, но вы мыслите по-московски. Разве в росте дело? Надо смотреть на предмет шире.
– Коренастый, значит, – догадалась девица. – Ну что ж, я люблю, чтобы в плечах – косая сажень.
Может, даже и пошире. Только если мерить не плечи, а живот.
– Опять у вас столичный подход. Глубже смотрите, глубже.
– Ну пусть не коренастый, – сообразила девица. – Зато небось силища немереная? Одной рукой меня небось поднимет.
Не исключено. Если с помощью лебедки.
– Давайте все же, ненаглядная и нестандартная, глянем на предмет по- колдыбански, с поворотом.
– Бабник, значит! – ахнула суженая. – Так и знала. Ну погоди, кот мартовский! Ужо я тебе хвост накручу!
Это было сказано с такой нежностью, что у нас от зависти к предмету, коему будет кручен хвост, аж мороз по спине пошел. А что будет, когда девица Стеша узнает, кто есть ее суженый на самом деле? Очень любопытно. Мы не в силах были томить далее ни ее, ни себя.
– Добрейшая Степанида Захаровна, – проникновенно молвили мы. – Прижмите заранее руки к сердцу. Крепче, еще крепче. Сделайте, пожалуйста, глубокий вдох. Продолжительный выдох. Еще раз вдох. Выдох… Знайте же, что ваш Лука Самарыч – не какой-то заурядный удалец с бывшей Малой Хулиганской. Лука Самарыч совершенно особый удалец. Герой нового типа и даже сверхгерой. Без пяти минут… легендарный.
Уф! Выдали жениха. В смысле на-гора выдали. Теперь бы самое время привалиться к барной стойке, то бишь прильнуть к источнику истины.
Но сначала послушаем героическую, она же на сей раз лирическая и романтическая, былину.
– Легендарный герой? И не хулиган? – подивилась девица Стенька. – Чем же он тогда занимается?
И только молвила она такие слова, как вылетел к ней Лука Самарыч. И соколом, и петухом, и в некотором смысле даже павлином.
– Здравствуй, красна девица! Прослышал я про тебя дивные слухи. Будто ты у нас засиделась, понимаешь ли, в девках. Подобный факт на Самарской Луке является аномальным, и его необходимо поправить. Сейчас я по-быстрому развяжу, как говорится в легендах и былинах, твой девичий поясок. Чтобы, значит, статистику улучшить, заодно, значит, тебя осчастливить, а заодно и родную эпоху прославить до небес.
– Ну что же, – отвечает Стенька из Рязани. – Намерения у тебя, добрый молодец, самые серьезные. Но по-честному предупреждаю: сидит во мне грозная амазонка, и никому ее одолеть не удается.
И рисует ему страшные картины. Ну прямо триллер на триллере. Будто бы многие лихие удальцы уже пытались сделать ее женщиной, да попытка обернулась пыткой. Разумеется, для удальцов.
Например, один такой хлюст подбирался к девице Стеньке по знаменитой системе «Камасутра». Говорят, что этой системой все девицы Индии стопроцентно охвачены. И на что уж они целомудренны, но ни одна не устояла. Вот какая «Камасутра»!
Но с нашей рязанской девицей лихой хлюст по этой системе и до поцелуйчиков не добрался. Такую она ему «каму» показала, что он про «сутру» на всю оставшуюся жизнь позабыл.
Другой хлюст покруче был. Не хлюст, а прямо брандахлюст. Хвалился, что в совершенстве познал «Дао любви». «Дао» – по-китайски значит «путь». Так вот, по этому пути якобы во все времена миллиарды китайских молодок успешно топали куда надо, то есть в роддом. На что уж у них ножки маленькие, а вот на тебе: топ-топ – и уже мамой стала.
Ну так это китаяночки, ножки-лапочки. А у рязанской молодки лапа – сорок восьмого размера. Хватит припечатать не только ниже поясницы, но и по всей спине. Короче, отправился после свиданки брандахлюст если не в последний, то уж точно в свой предпоследний дао, то есть путь. А наша девица так и осталась девицей.
Тогда подъезжает к ней совсем отвязный молодчик. В самых модных джинсах и в огромной техасской шляпе. Дескать, он – ковбой, а по совместительству – плейбой, то есть дамский пастух. Пасет же он как раз всяких ярочек, еще не стриженных, телочек недоеных, лошадок необъезженных. А система у него американская. То есть технически самая современная. Вся любовь (по-американски секс) – на полупроводниках, на микросхемах и даже на автопилоте. Форма расчета любая. Возможны бартер и взаимозачеты. Применяется гибкая система скидок. Короче, но-о-о, тпрру, игого-го… и вот ты уже овца курдючная, корова дойная, кобыла тягловая. Фирма веников не вяжет.
Бахвалится эдак бой и подключает свой персональный компьютер к мировой сети Интернет. Чтобы, значит, крутить любовь на уровне мировых стандартов. А дева-то у нас нестандартная. Не вписалась, понимаешь ли, в формат Интернет-глобал. И не выдержал ихний бой наш рукопашный бой. Дал вместе с Интернетом капитальный сбой. А с девицей опять ничего не случилось. Только сильно переживает она. Надо бы вернуть огромную техасскую шляпу хозяину, да вот никак не может узнать, в какой инвалидный дом пристроили этого «плюйбоя».
Вот такими жуткими триллерами стращала Стенька из Рязани храброго Луку Самарыча, а потом говорит:
– Ну пора, пожалуй. Сплюнем через левое плечо – и, как говорится, стенка на стенку. На вот тебе для пущего куражу и «Камасутру», и «Дао любви», и цельный американский секс-шоп со всеми его прибамбасами. Аренда – безвозмездная. Мне ведь все это досталось задаром, в качестве боевых трофеев. Да вот еще «Виагры» килограммчик на свои деньги прикупила. Дорогая, зараза, но, говорят, из комара слона делает.
– Спасибо за щедрость, – отвечает ей с поклоном Лука Самарыч. – Но все эти хваленые штучки-дрючки нам без надобности. Потому как мы – герои нового типа и покоряем красных девиц совсем особо. По-колдыбански.
И велит, во-первых, принести ему с чердака прадедовскую пудовую кувалду. Затем из местного музея Луке Самарычу доставили стальные боевые латы. А с местной швейной фабрики «Большевичка» – зимний ватник-телогрейку. Которые колдыбанские мастерицы шьют для зэков местной колонии строгого режима.
Дивится рязанская девица, подначивает героя:
– Кавалер, а кавалер! Чать, девицу не ватником греют.
– Конечно, не ватником, – не смутился Лука Самарыч. – Перво-наперво – горячими любовными клятвами.
– Ух ты! – дивится девица. – Ловко заходишь. Ну и чем же ты мне в любви своей клясться будешь? Уж не рыцарской ли честью?
– Что за вздор! – отвечает Лука Самарыч. – Натурально, кулаками. – Да как вдарит кулачищем в грудь! Себя, натурально! Слева, справа. Со всего размаху.
Девица аж ойкнула: убьет сейчас себя кавалер почем зря. И убил бы. Да на что местный зэковский ватник! Полметра толщины.
– Клянусь! – кричит Лука Самарыч. – Чтоб у меня живот посреди Волги схватило. – И шарах себя в область сердца пудовой кувалдой.
– Верю, верю! – не выдержала
