Жара в Аномо

Лумбо толкнул его в колено. Сергей спохватился, посмотрел на Габи, которая застыла с провисшей рас­тяжкой в руке, печально глядя в одну точку.

В сухом, безветренном воздухе слышался позвяки­вающий перестук работы на вышке и у водонасоса. Глу­хо доносились голоса рабочих, рывших и облицовывав­ших отстойники. Какие-то необычайно храбрые птицы облепили ажурную сталь «бэушки» и любопытно посви­ стывали с хрипотцой, будто приветствовали невидаль в своих владениях.

Подойдя к Габи Амель, Сергей положил ей руку на плечо и сказал:

— У тебя, Габи, тоже растет исключительный хлоп­чик. Орел, вылитый батя. Вырастет нефтярем наш ма­лыш, как Банго. Банго начал, а его сын продолжит. Еще как, помяни мое слово. На то и рожаем детвору, чтоб нас продолжали...

— Лучше рожай движок быстро, — заворчал Лум­бо, — полоскаемся в солярке без толку. Надо к вечеру собрать и опробовать. Обермастер рассердится.

— Слыхали? — Сергей всплеснул руками. — Уже яйца курицу учат, как надо с железом. Всякий двига­тель ни мыть, ни собирать на тяп-ляп не годится. Спер­ва помозгуй, потом навинчивай.

— Помоги, — сказал Даб.

— За что я вас обожаю, вареники, — улыбнулся ди­зелист Лумбо и Дабу, — так это за самостоятельность. Ученички мои капитальные! С вами на сдельной бы вка­лывать! По миру бы пустили, виртуозы вы мои непре­взойденные!

— Нерадивым не дам вареники, — рассмеялась Джой, подмигнув Сергею.

— Молодец, куховарочка, надо их воспитывать со страшной жестокостью, пусть сидят на бобах и каше по-прежнему, да на консервах, да на лепешках своих, да на супах твоих, да...

— Что?! — В нарочитом гневе Джой выпучила гла­за и показала насмешнику кулак. — Вам не нравятся мои супы? Трепещите, я вне себя!

— А мне нравятся, — заявил Даб. — Когда обед?

— Вот, вот, я ж говорил, работнички! — потешался Сергей, посматривая на Габи с надеждой расшевелить ее хоть немного, отвлечь от печали. — С едой биться — богатыри, а с несчастным движком — ни с места. Толь­ко в солярке вывозились, как поросята.

— Лумбо мешает, —- сказал Даб.

—

Даб мешает, — сказал Лумбо.

—

Ладно, старатели, знаю, что вам мешает, так и стреляете глазами на вышку. — Сергей милостиво от­странил их от таза. — Бегите туда, так и быть, сам управлюсь.

Радостно подскочив, они помчались к буровой, слов­но спринтеры к финишной ленте на стометровке. Оно и понятно, там куда приятней, чем возиться в тазу с де­талями по соседству с женщинами. Джой ласково обняла Габи и тихо сказала: — Почему ты не вызовешь сынишку к себе? Мы бы все очень его любили, уверена.

— Арбат еще мал для пустыни. Он у меня един­ственный...

— Ах, как хорошо, когда рядышком дети! — вос­кликнула девушка. — Они такие забавные, просто про-лесть! Дети — это такое счастье! Я бы тоже хотела мальчика.

—

У тебя все еще впереди.

— Слушай, Габи, и правда, не нужно так... ты же сильная, я знаю. Иногда я просто поражаюсь, какая ты сильная и смелая. И добрая. Тебя все так любят и ува­жают, прямо завидно, слово чести.

— Придержи-ка, пока натяну, — сказала ей Габи с грустной улыбкой, передавая веревку и выбирая ко­лышек понадежней, — ты славная девочка, Джой, я рада, что ты с нами. А завидовать мне не нужно. Мы с малышом осиротели навсегда.

— Ты еще очень молодая, — с жаром возразила Джой, — и очень красивая. А жизнь впереди долгая.

— Спасибо тебе. Только в моем доме иного не бу­дет. И не говори ничего, пожалуйста. Ведь ты не зна­ешь, какой это был человек.

Между тем шоферы грузовиков управились с меш­ками, сложив их в аккуратную пирамиду, и, прогудев на прощание сигналами, повели свою колонну в обрат­ный путь. С ними уехали некоторые подсобные рабо­чие, они уже не нужны были в экспедиции. Практиче­ски подготовительный период уже завершился, предсто­яло бурение.

Опережая спускавшихся по трапику вышки товари­щей, Борис Корин возбужденно спрыгнул к Нику Матье на палубку насосного блока, швырнул под ноги рукави­цы и крикнул:

—

Ну, братцы, скоро начнем буравить!

Капитан Даги Нгоро был явно не в духе. Он устро­ил в управлении настоящий разнос. Обошел все слу­жебные комнаты, придираясь ко всякой мелочи, разда­вая выговоры направо-налево, чего никогда не делал прежде.

Новый начальник вообще-то слыл человеком терпи­мым к несколько вольной и слегка панибратской атмо­сфере на службе, он не раз высказывался в том смыс­ле, что дух товарищества куда полезней муштры. Одна­ко высказывания эти, несмотря на внешнюю их привле­ кательность, в конечном счете не принесли отрадных результатов, ибо каждый склонен был трактовать их по-своему.

Дисциплина пошатнулась, и сам Нгоро скоро понял это.

Сегодня он был просто взбешен, когда часовой у входа при виде капитана приветствовал его совсем уж бульварным поклоном вместо того, чтобы отдать честь, как предусмотрено уставом.

Неосмотрительная развязность часового породила бурю.

Нгоро приказал выстроить весь личный состав, обо­шел строй и разнес в пух и прах внешний вид рядовых и офицеров.

Затем он в сопровождении притихших заместителей осмотрел помещение, вновь велел выстроить людей и произнес короткую, но весьма внушительную речь, смысл которой сводился к тому, что отныне он не по­терпит беспорядка и разгильдяйства.

— Полиция республики не сборище каменотесов, а образец служения интересам народа! — заключил он.

Пристыженные и удрученные полицейские, едва их отпустили, с особым старанием принялись за дела, не открывая ртов для посторонних разговоров.

Даги Нгоро долго еще грохотал, распекал, воз­мущался, закрывшись с заместителями в своем ка­бинете.

Его было не узнать. Нет, этот взрыв не обычная го­ловомойка для профилактики. Каждый почувствовал, что капитан всерьез намерен разом покончить с нару­шениями дисциплины.

Поостыв немного, все пришли к выводу, что началь­ник прав, хотя и был на удивление резок, а порой и не­справедлив, обрушивая свой внезапный, так не вяжу­щийся с его репутацией гнев на всех поголовно.

Сам же он, казалось, был не меньше других огорчен вынужденным конфликтом с подчиненными, однако весь его вид говорил о готовности поступиться соб­ственным настроением ради интересов службы и чести вверенного ему управления.