Жара в Аномо

— Браво!

— Ваша ревность делает вас романтичней, неспеси-вой, несамодовольной, гонит по жилам чистый огонь, порождающий нечто родственное настоящему чувству.

— Брависсимо!

— Но не страдайте, мои свидания не менее деловые, чем ваши. А сдача объекта действительно на носу, как вы изволили выразиться.

— Горе-горюшко, — с нарочитой печалью промол­вила Светлана, — и этот злопамятный сухарь соби­рается сделать мне предложение.

— Не исключено, что это может произойти по окон­чании вашего контракта, мемсаб, под венец лучше стать на Родине, — сказал Виктор Иванович. — Я повторяю: не исключено. У вас же откуда-то полная в этом уве­ренность. Может, это не так.

—

Отпираться бессмысленно. Так считает офицер местной полиции. А полиция знает все.

—

Или ничего, — вдруг вздохнул Луковский.

,

31

Почти скрытая густой зеленью, плотно обвивавшей остроконечные металлические прутья, высокая ограда опоясывала казавшееся неприступным имение «Соваж», которое занимало сравнительно небольшую площадь плодородной земли в северном пригороде Найроби.

Совсем недавно прибывшему в эту страну отстав­ному инспектору с паспортом на имя Ли Джоунса Килдаллена пришлось потратить немало энергии и со­образительности, прежде чем он отыскал «Соваж» и убедился, что сия обитель есть именно то место, ради которого он проделал столь дальнее путешествие по воде и суше.

Название как нельзя лучше передавало облик этого затаенного уголка, место действительно выглядело ди­ким.

Проникнуть внутрь усадьбы удобнее всего было бы через выдвижные на шарнирах ворота, от которых грунтовая дорога с рядами пальм по обочинам вела прямо к двухэтажному особняку с колоннадой и пор­тиком.

Выкрашенный в нежно-зеленый цвет, дом этот сов­сем не просматривался днем на фоне кокосовой рощи, однако ночью, озаренный светильниками двух ротонд по бокам фасада и обозначенный мягким светом окон, был хорошо заметен.

В ограде имелась задняя калитка, она, как и ворота, была оснащена автоматическими запорами, контроли­ровалась лучами прожекторов и скрытой сигнализа­ цией.

«Свил гнездо по высшему разряду, — мысленно от­метил приезжий человек в черном костюме, — судя по всему, фонд четвертой дивизии был весьма солидным».

Он пробрался к замеченной накануне толстой ветке, выставленной за внешнюю сторону ограды, перебросил через нее узловатую веревку, закрепил, внимательно

Огляделся, вскарабкался наверх и, стараясь не оцара­пать лицо и руки, спустился по дереву на запущенный газон усадьбы. Осторожно и бесшумно двигался он к водосточной трубе, по которой намеревался достичь балкона, а через него проникнуть в кабинет преуспева­ющего эмигранта.

Там вспыхнул свет. Господин Соваж, некогда носив­ший иное имя, прикатил в свою обитель давно, когда начали сгущаться сумерки, и поспешил в кабинет, за­жег настольную лампу, чтобы, по-видимому, срочно поработать.

Вот он какой деловой, этот «дикий коммерсант от артиллерии».

Сейчас время приближалось к полуночи. В доме еще не спали. Внизу, в столовой, раздавались приглушен­ные голоса и звон посуды. Где-то в утробе второго эта­жа негромко с интервалами постукивала машинка. От легкого, изящного ангара на заднем дворике доносились вкрадчивые звуки музыки.

Бывший инспектор оттолкнулся от шершавого паль­мового ствола, за которым прятался несколько мгнове­ний, и, стараясь ступать бесшумно, бегом преодолел освещенное пространство перед домом, прижался к сте­не, продвинулся к водосточной трубе и стал примери­ваться к ней, проверяя на прочность.

За его спиной кто-то покашлял, он резко обернулся.

Рослый, обнаженный до пояса чернокожий детина с закатанными штанинами, уронив лопату, смотрел на него и манил пальцем, покачиваясь и приговаривая:

—

Беленький... Откуда? Иди, иди сюда. Руки на го­лову и скорей иди, иди ко мне.

Европеец в черном костюме приложил палец к гу­бам, произнес:

—

Тсс!..

—

Иди сюда, тебе сказано! — рявкнул юный вели­кан. — Руки на башку! Живо! Ну!

—

Тихо! Не повезло тебе, бедняга, сам на меня на­рвался.

С этими словами отставной инспектор взвился и вы­бросил ногу в молниеносном ударе, в одном из самых сокрушительных приемов, унаследованных от незабвен­ного Окамуры-сан.

Каково же было его изумление, когда чернокожий детина, который должен был рухнуть и корчиться, буд­то чудом, легким кошачьим движением ушел от удара.

Более того, он принял классическую стойку и серией безукоризненных по исполнению блоков отразил по­следующие выпады опытного бойца.

Поединок разгорался, извергая стоны и хлесткие, резкие звуки взаимных атак, хриплые вздохи и тяжесть прерывистого дыхания.

—

Иа! Йа! — вскрикивал нападавший.

—

Хаг! Хаг! — вскрикивал защищавшийся. Привлеченные шумом, уже выбегали из дома его

обитатели.

«Проклятый возраст!» Это было последним, что ус­пело мелькнуть в сознании пожилого европейца, преж­де чем он упал без чувств от страшного удара.

,

32