Жара в Аномо

песку у его ног. Он, казалось, забыл о сигарете, тупо смотрел на полозья буровой.

—

В двенадцать лет от роду я не имел равных сре­ди сверстников в Массачусетсе по скоростному катанию на водных лыжах. Дважды отхватывал Малый кубок Кейп-Кода... — вдруг проронил Ник.

—

Здорово, — добродушно отозвался Сергей, — у нас на Днепре тоже взяли моду гонять на лыжах. В от­пуск насмотрелся. К нам на соревнование понаехали со всего Союза. Такие фортели выделывают мальцы за глиссером и на трамплине — голова кружится. Но я не пробовал. Я уважаю с удочкой в камышах.

—

Вода и скорость — это для мужчин. Это, конеч­но же, только для них...

—

А я скажу, брат, сам видел, девушки там гоня­ли не хуже пацанов. Малявки, меньше нашей Джойки, а гоняли на лыжах с такими фокусами — аж смотреть страшно. Не-е, с удочкой бабу не увидишь. Редко.

—

Шагнуть бы в море и не вылазить...

—

Успеем, — сказал Сергей, — куда ему деваться.

—

Получу монету — в тот же день на самолет... Домой. Будь что будет. Все, что было и не было, все выплюну к черту с желчью и кровью...

Сергей и Лумбо как по команде подняли на него глаза.

Ник тупо глядел в одну точку, сидя на корточках со сложенными на коленях руками и уткнувшись в них подбородком, съежившийся в неподвижный ком перед струившейся тенью сигаретного дымка, точно факир перед змеей.

—

Все выплюну к черту, — повторил Ник Матье, — будь что будет, но вернусь на Кейп-Код.

—

Поешь и ложись-ка отдыхать, друже, — посо­ветовал ему Сергей.

Ник согласно покивал головой, ухмыльнулся вне

запно, сунул окурок в песок, подобрал и откинул упав­шую на лицо прядь волос и сказал:

—

Можно с тобой начистоту?

—

Здрасте.

—

Все хочу раскусить вас... Ну, они — это объяс­нимо, — Ник повел рукой в сторону палаток, где раз­личимы были фигурки послевахтовых рабочих, — а вы ради чего?

—

Договаривай, раз начистоту, — сказал Сергей.

—

Вот я и спрашиваю себя: ради чего два отлич­ных парня роются здесь на износ за тысячи миль от до­ма? Ты и Борис. Чужбина, будь она проклята, глотаешь воздух, как утюги... Ради чужого бензина? Я слыхал, в России он дешевле лимонада, хоть топись в нем. Это правда? Неужели это правда? Неужели хоть топись?

—

Горючки у нас, конечно, навалом, имеет место, как говорится. Но ты чудной мужик, прямо скажу. — Сергей оперся на шишковатый держак лопаты и так по­стоял подумал, ковырнул ногой груду комковатой по­роды перед собой. — Им же надо позарез, им же строить и строить. Кому они нужны, злыдни... А как без горючки в наше время? Не-е, братец-новобранец, картина ясная, надо, хоть лопни. Чем скорее, тем лучше.

—

Кому?

—

Чего — кому?

—

Кому нужно, хоть лопни и поскорей?

—

Да им же, вареник ты лапотный. Вот, к примеру, у нас. После революции, после гражданской ни хрена, считай, не было. Историю изучал? Так вот. Разруха. И народу — миллионы. А кто зажиточный тогда под­собил со стороны? Только гавкали. — Сергей с силой вогнал лопату в груду породы. — Все сами. Все своим горбом подняли наши деды и отцы. И стоим выше вы­сокого. А раз сила есть, как не поддержать малых братьев, покуда не окрепнут на голом месте, не выра­стут капитально. Без подмоги погано на голом месте. Земля, она общая, надо держаться гуртом. Как у нас.

—

В Советском Союзе все племена живут как один род, — вдруг единым духом выпалил Лумбо, отступив от Ника на шаг, — наш Банго тебе объяснил бы, ма­стер Ники.

Матье только рукой отмахнулся от него, не отводя от Сергея синих, чуть прищуренных глаз.

—

Не обижайся, но, похоже, это красненькая про

паганда, а договаривались начистоту, — сказал он ди­зелисту.

—

Э, вот как?.. Тогда отвали, не отвлекай, раз для тебя светлое — это темное. Знакомая поза, видали. Читал я у Чехова рассказ, там один дубоватый мужик пишет письмо ученому, хочет показать себя выше и умней, отрщает напропалую железные истины, заявля­ет: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

—

Лично я ничего не собираюсь доказывать, — при­мирительно сказал Ник. — Просто мне интересно узнать, что у вас на уме.

—

Всем должно быть хорошо. Нельзя, чтобы, к при­меру, дети одних грызли кулак со слезами, а другие от­рыгивали от обжорства. На земле должно быть хорошо всем. Хорошо и справедливо. Для нас это первое дело. Вот и вся пропаганда.

—

Первое дело — белому укатить из дому, чтобы с этим парнем, — Ник