Жара в Аномо

—

Хо! Выходит, из-за какого-нибудь должка Вуда ты набрался наглости беспокоить его? Пошел вон!

—

Да нет, мне нужно...

—

Всем нужно. Мне тоже всегда нужны монеты. Пошел!

—

Поймите, хороший человек, вы не даете мне от­крыть рта. Я бежал сюда во весь дух, чтобы встретить­ся лично с господином журналистом, он должен...

Крепыш в подтяжках снова оборвал его, зеленея от бешенства:

— Должен? Тебе? Заткнись! И вот что, когда побе­жишь во весь дух обратно, постарайся начисто забыть сюда дорогу. Или тебя вынесут вперед ногами с пролом­ленной башкой. — Он подбросил револьвер и поймал его за ствол, превратив таким образом в подобие молот­ка. — Считаю до двух. Раз!

Гикуйю сам подивился бы своей прыти, мигом очу­тившись на лестничной площадке между этажами, но было не до этого: виски оглушительно стучали, сердце билось в грудной клетке, как взбунтовавшийся узник, ноги подкосились, и он опустился на колени, уткнув­шись локтями в ворсистую мякоть ковровой дорожки, помутившимся взором уставился вниз, где посреди хол­ла лежала черная, огромная, лакированная кобура пис­толета. Он долго не мог сообразить, что это рояль.

Спустя некоторое время, пошатываясь и всхлипывая, как незаслуженно обиженное дитя, папаша Гикуйю по­брел к выходу и, пнув со злостью ни в чем не повинную вертушку, вывалился из отеля на площадь.

Швейцар что-то крикнул ему в спину по поводу вер­тушки, но бармен ничего не слышал. Он вообще ниче­го не слышал и не видел вокруг. Через возбужденный мозг проносилась цепочка лихорадочных мыслей: «Они на крючке у полиции. Я связан с ними. Решил расска­зать Буду, посоветоваться. Не вышло. Что делать? Вуд — сила. Матье — ничто. Я не повинен ни в чем. Они использовали бар для обсуждения своих делишек. Это может бросить тень на меня. Нужно себя обезопасить. Как? Пойти в полицию? Продать? Вуд — страшная си­ла. Матье — ничтожество из Шарбатли. Так что же де­лать? Как мне поступить?»

,

42

Услыхав тихую девичью песенку, Ник Матье на чет­вереньках вылез из палатки и, щурясь от яркого света, поискал певунью глазами.

Он обогнул тент склада, за которым находился им­провизированный душ: бочка на высоких, грубых стоя­ках, обтянутых куском брезента.

Сквозь небрежно задернутую прореху-вход была видна обнаженная, безмятежно купающаяся Джой, она весело напевала под тихий плеск падавшей на нее воды.

Небольшого росточка, совсем еще юная, по- спортив­ному ладно сбитая и подвижная, в струйках воды и солнца, ласкавшего ее сверху, она напоминала упру­гую форель, резвящуюся в чистом горном водопаде.

С Ника Матье слетели клочья ватного сна. Сердце ударило в горло, а глаза налились свинцовой тяжестью.

Пела Джой, не подозревая, что рядом, притаясь, мужчина жадно смотрит на нее. Джой пела, может быть, чуть лучше, чем всегда.

—

Ты прекрасна, — чуть слышно сказал Ник Матье. Девушка испуганно вскрикнула, сдернула с гвоздя

платье, нырнула в него и возмущенно вышла из тесного убежища.

—

Ты прекрасна, Джой, — повторил Ник.

—

Стыдно, Ники!

—

Ты сама не знаешь, как прекрасна, — сказал он, проведя языком по пересохшим губам. — Послушай, я не прокаженный и не сифилитик в конце концов. Ты мне нравишься. Очень.

—

Как вы смеете! — Она порывалась уйти, но Ник преграждал ей путь.

—

Оставь, детка, я ведь все время натыкаюсь на твои глазки.

—

Стыдно, Ники, стыдно, не ожидала от вас. — Джой убрала со лба мокрые волосы, провела по ним ла­донями, выжимая воду.

—

Я не слепой, давно замечаю, как ты посматрива­ешь на меня, — сказал Ник, — но, кажется, тебе еще один приглянулся, а?

—

Нужны вы мне, как же.

—

Хм, водишь за мной глазками, это уж точно. Хва­тит обманывать себя. Я тоже все эти дни только и де­лаю, что ищу тебя глазами.

—

Чепуха.

—

Ничуть. Все правильно. Со мной, во всяком слу­чае. А вот с ним... Ему первому и жратву, и улыбочку, и рубаху постирать. Собственными ручками. Даже Габи не подпускаешь. — Ник за плечи рывком придвинул ее к себе. — Что ж, Борис творит чудеса и не болтает по­пусту. Он в порядке, этот парень, у которого далеко-да­леко, дома, полный комплект. Я знаю. Нет, Джой, так не по правилам. Не ищи другой берег, прибейся к моему сразу, он надежней. Не надо хитрить, Матье этого не переносит. Матье предпочитает прямо, без зигзагов, осо­бенно в мире, где мужчины и женщины.

Габи в лаборатории, она может услышать всю эту гадость.

—

Габи, Габи... — проворчал Ник. — За какие заслуги вы носите ее на руках? Эта ваша Габи скулит по

ночам, как пятнистая гиена, а днем