Такой сценарий звучал вполне правдоподобно.
— Однако портрет заключает в себе нечто ценное и важное для Англии, — заметил Николас. — Как ты считаешь, твоя мать, знай она такое, отнеслась бы к этому с одобрением?
Поппи молча посмотрела на него, потом сказала:
— Какими бы ни были привходящие обстоятельства, картина принадлежит моей семье. Теперь, более чем когда-либо, мы должны вернуть ее себе.
— Я должен ее вернуть. Все мои усилия сосредоточены на этом. И не твоей семье, к сожалению. На первом месте интересы секретных служб. Так оно и должно быть.
— Но что они сделают с картиной?
— Не имею представления.
Поппи подняла на него горящие изумрудно-зеленые глаза.
— Если они сочтут, что картина принадлежит Англии, то Принни может забрать ее себе. Или отдаст одному из своих приближенных. Это несправедливо.
— Жизнь вообще несправедлива. — Николас сжал руку Поппи в своей. — Я понимаю твое огорчение.
— Это хорошо. Потому что я нуждаюсь в твоей помощи. Я намерена доказать, что мама заплатила за эту картину.
— Я же говорил тебе, что секретные службы выделили для этого средства.
Поппи вспыхнула от злости.
— Мама была обманута. Она заплатила за портрет. Я собираюсь получить картину, и она будет висеть над каминной полкой в папиной библиотеке. Я не скажу ни слова папе и тете, пока это не произойдет. Это станет огромным сюрпризом.
— Не говоря уже о том, что ты не должна ни единым словом упоминать им о связи этого дела с секретными службами, помнишь?
— Да.
Николас с минуту подумал и добавил:
— Я только хочу оказать тебе помощь в утверждении права на собственность, если, разумеется, все пройдет так, как я планирую. Если тебе придется говорить с Сергеем до бала у Ливенов, и если ты при этом упомянешь, что картина принадлежит тебе, то скомпрометируешь оперативный отдел секретных служб. Если такое случится, то скорее всего ни один из нас больше никогда картину не увидит. И если ты подтвердишь свои права, тебе придется, подождать, пока я не представлю полотно на суд авторитетным специалистам, которые поддержат твои претензии. Согласна?
— Очень хорошо. — Глаза у Поппи загорелись от радости. — Англия увидит первая. Только бы поскорее это произошло.
— Ты достойная уважения гражданка твоей страны, — с пафосом произнес Николас. — Кстати, если твоя мама уплатила за картину, то в ее письменном столе можно найти письменные тому свидетельствами это будет дополнительным подтверждением твоих прав.
— Я уже об этом подумала. — Поппи широко улыбнулась. — Когда мы с тобой вчера вечером расстались, я долго не могла уснуть. — Тут она вдруг покраснела. — Я пробралась в папину библиотеку и обшарила ящики его письменного стола. Там я обнаружила большую, битком набитую папку с мамиными старыми записными книжками и письмами ее друзей. Папа, должно быть, опустошил ящики ее письменного стола и перенес все к себе, бедняжка. Я нашла записную книжку, которой мама пользовалась в Санкт- Петербурге.
— Хорошая работа. Нашла в ней что-нибудь интересное?
— Даже не знаю. Она у меня с собой. Хотелось просмотреть ее вместе с тобой. Мы ведь партнеры в этом деле, как бы то ни было.
— Это очень разумно с твоей стороны. И я благодарен тебе за внимание и предусмотрительность, — поблагодарил Николас.
Пока Поппи листала маленькую записную книжечку, Николас тоже просматривал странички, глядя ей через плечо. Почерк у леди Смит-Барнс был четкий, энергичный и вместе с тем элегантный.
Поппи повернула голову и подняла на него глаза.
— Мама много раз упоминает о встречах с Р.
— Это, разумеется, Ревник.
— Я тоже так думаю. — Поппи повеселела. — Возможно, это окажется важным. Упоминает она и о денежной выплате, весьма значительной и предназначенной Р. — Поппи улыбнулась. — Итак, она купила портрет. Для папы.
— Похоже, что так, — сказал Николас. — Однако мы пока не имеем доказательства. Загадочные пометки, которые все мы делаем в записных книжках, недостаточны, чтобы установить юридическую истину.
— Какая жалость! — Разочарование затуманило глаза Поппи. — Мне самой это кажется бесспорным доказательством.
— Но в юридических спорах оно не стоит ровным счетом ничего, — произнес Николас как можно мягче.
— Я считаю совершенно несправедливым, если нашей картиной завладеет Сергей, — проговорила Поппи со вздохом.
— Пролистай записную книжку еще разок, — побудил ее Николас. — Теперь от конца к началу. Ты могла что-то пропустить.
Прошла напряженная минута.
— Я больше ничего не нахожу, — прошептала Поппи. — Разве что вот это. — Она указала на страничку. — Вот эта строчка, вроде чей-то адрес. Вайн-стрит, пятнадцать.
— Имени нет?
— Нет.
— А названия города?
— Тоже нет, к несчастью.
— Тогда предположим, что это Лондон.
— Но ведь моя мать пользовалась этой книжкой в Санкт-Петербурге.
— Да, но она могла записать это как адрес места, куда нужно что-то отправить почтой. Если бы это место находилось в Санкт-Петербурге, улица носила бы русское название.
— Но эта Вайн-стрит может находиться в любом городе Англии!
— Я понимаю, — сказал Николас. — Но ведь она жила здесь, в Лондоне. И мне известна Вайн-стрит, которая находится недалеко от рынка Спиталфилдс, в Ист-Энде. Иной раз надо просто положиться на…
— Интуицию, — закончила Поппи вместо него.
— Точно, — ответил он.
Глава 31
Поппи ни разу не была в этой части лондонского Ист-Энда, а теперь вот ехала вместе с Николасом в карете без герба по узким безымянным улочкам.
Всего несколько дней назад она сочла бы это нелепой причудой, однако теперь ехала, одетая как деревенская молочница.
— Вот бы не поверила, что у тебя в распоряжении имеются подобные вещи, — изумилась она.
Николас даже вручил ей небольшое деревянное ведерко.
Поппи пришла в восторг от того, как умело он изобразил у себя на подбородке нечто похожее на небритую щетину.
— Жженая пробка творит чудеса, — сказала она. — Ты теперь похож на лихого забулдыгу.
