Стихотворения и поэмы

Свистнул на стрежне
                                     ночной порой,
вниз убегая от волжской бури,
большой пароход
                                   «Александр Второй»
общества «Кавказ и Меркурий».
И кончено.
                  Мерзлую землю скребя,
гори,
          замерзай,
                          умирай без силы!
Не слышит,
                    не знает никто
                                              тебя,
заволжский
                           замученный
                                                  край России!

9. НАДЕЖДА

Корни высушили, истолкли,
пекли из муки лепешки и ели.
Вкусно.
              Насытиться не могли.
Ноги с бездушной еды толстели.
Кашку-траву варили.
                                  Сперва
черной становится,
                                 серой,
                                                   синей.
Белой станет — готова трава.
Жили этой едой бессильной.

Сходил к маслобойщику — в край села.
Весь день продвигался от дома к дому,
в каждой избе смерть побыла.
Макухи просил —
                            отослал к другому.
Отруби выменял за ружье,
гармонь перешла Ковылину в руки.
Взял ее Петька:
                          «Теперь мое…»
Смолчал Кузьма,
                                  потемнел от муки.
Стыло Быково
                           на Волге-реке,
падал народ, недородом смятый.
Так и пришел
                     в смертельной тоске
новый год,
                  девятьсот десятый.
Сани скрипнули под окном
в новогоднее утро.
Кто-то ступил на крыльцо ногой,
кто-то щеколдой звякнул.
«Хозяева!» Шарит по двери рука.
«Кузя, кто это, слышишь?»
Наташи испуганные глаза
синеют в утренней сини.
«Хозяева!»
                     В сердце ударило вдруг.
Кузьма поднялся над лавкой:
в избу шагнул,
                      распахнув тулуп,
грузный Ефим Денисов.
«Хозяева что-то поздно встают
и печку еще не топили…»
Сказал
                   и прислушался к тишине,
снял шапку, перекрестился.
«Кузя! — с криком шагнул еще. —
Кузя!
          Зачем казниться?
Смири гордыню, простит отец! —
крикнул Ефим, рыдая,—
Слышишь, опора моя, пойдем,
рука моя правая, сын мой!»
Ефим Денисов на лавку сел,
лицо опустил в ладони.
Винный угар по избе пошел,
сердце сковала жалость.
Нависла тяжелая тишина,
дышали глаза Наташи.
Дверь отворилась.
                                 Две чьих-то руки
мешок поставили к стенке.
«Что это?» — хрипло спросил Кузьма.
«Мука», — из сеней сказали.
«Тятя, зачем ты сюда пришел?..»
— «Кузя,
                 мать пожалел бы!..»
— «Тятя, хлеба много у нас?»
— «Хватит, сынок, идемте.
Хватит!
                Нонче уже бегут,
а с рождества повалят,