Всех умерших до нас, то всеобщий закон естества.Мы сторонимся зла, в чем и где бы оно ни явилось,К доброй славе идем, и дорога у нас не крива.У долины Батта вы спросите, долина ответит:«Это честный народ, не марает им руку лихва».На верблюдицах серых со вздутыми бегом бокамиЛишь появится в Мекке, — яснее небес синева.Ночью Омара кликни — поднимется Омар и ночью,И во сне ведь душа у меня неизменно трезва.В непроглядную ночь он на быстрой верблюдице мчится;Одолел его сон, но закалка его здорова;Хоть припал он к луке, но и сонный до цели домчится.Лишь бы сладостным сном подкрепиться в дорогу сперва!7Он пробрался к тебе, прикрываясь полуночным мраком,Тайну он соблюдал и от страсти пылал он жестоко.Но она ему пальцами знак подала: «Осторожно,Нынче гости у нас — берегись чужестранного ока!Возвратись и дозор обмани соглядатаев наших,И любовь обновится, дождавшись желанного срока».Да, ее я знавал! Она мускусом благоухала,Только йеменский плащ укрывал красоту без порока.Тайно кралась она, трепетало от радости сердце,Тело в складках плаща отливало румянцем Востока.Мне сказала она в эту ночь моего посещенья, —Хоть сказала шутя, упрекнула меня без упрека:«Кто любви не щадит, кто упорствует в долгой разлуке,Тот далеко не видит, и думает он не глубоко;Променял ты подругу на прихоть какой-то беглянки, —Поищи ее в Сирии или живи одиноко».Перестань убивать меня этой жестокою мукой —Ведь аллаху известно, чье сердце блуждает далеко.8Я раскаялся в страсти, но страсть — моя гостья опять.Звал я скорбные думы — и скорби теперь не унять.Вновь из мертвых восстали забытые муки любви,Обновились печали, и жар поселился в крови.А причина — в пустыне покинутый Сельмою дом,Позабыт он живыми, и тлена рубаха на нем.И восточный и западный ветер, гоня облака,Заметали его, расстилая покровы песка.Я как вкопанный стал; караван мой столпился вокруг,И воззвал я к пустыне — на зов не откликнулся звук.Крепко сжал я поводья верблюдицы сильной моей, —А была она черная, сажи очажной черней.9Терзает душу память, сон гоня:Любимая сторонится меня,