школ? чрезъ которую прошли они, о т?хъ устояхъ на которыхъ держалось все то чему служили они. А в?дь мы, мое покол?ніе, мы взросли на св?жихъ обломкахъ стараго и въ хаос? постройки новаго, недодуманнаго, недод?ланнаго, недосказаннаго. У насъ изъ рукъ вырвали нити. связывавшія насъ съ прошлымъ, а св?та не дали чтобы разобраться въ темнот? об?щаемаго намъ будущаго. Откуда же намъ характера набраться, Марья Борисовна?
Она медленно покачала головой:
— Не то, совс?мъ не то вы говорите. Они, т? о комъ я сказала, вынесли изъ стараго все лучшее что можетъ служить и теперь, и ч?мъ они и теперь 'служатъ', какъ вы говорите. Ничего отъ васъ больше и не требуется — живите, поступайте такъ какъ они живутъ и поступаютъ, по сов?сти и по долгу.
— Я не полагаю чтобы съ этой стороны могъ кто-либо обвинить меня, возразилъ н?сколько обидчивымъ тономъ Гриша.
— Ахъ, вы не понимаете меня! вскликнула нежданно со слезами въ голос? д?вушка:- я видно не ум?ю объяснить, но понимаете вы что мн? это больно, точно ножемъ меня р?жутъ когда я вижу что посл? того, — вы знаете, проговорила она какъ бы въ скобкахъ, — другое совс?мъ ч?мъ прежде думаютъ о васъ вс? у насъ. Вы можетъ-быть и не зам?тите сами, потому что васъ все такъ же любятъ какъ прежде, но… не знаю какъ это сказать… но уже не в?рятъ въ васъ такъ, какъ до этого.
— Вамъ и не нужно было говорить мн? объ этомъ, вздохнулъ Гриша: — я чутокъ на такіе отт?нки, я давно зам?тилъ… H не виню никого: такъ это и должно было случиться… Обо мн? составилось мн?ніе въ теченіе годовъ котораго я въ д?йствительности не заслуживалъ, — никто не виноватъ, кром? меня самого, въ томъ что подо мной разбился пьедесталъ на который возвела меня слишкомъ большая благосклонность къ моей особ?… А теперь все кончено, Марья Борисовна, да? спросилъ онъ дрожащимъ шепотомъ, съ лихорадочною тревогой въ глазахъ.
— Ахъ, и не знаю, ничего я не знаю! вскликнула она, вскакивая нежданно съ м?ста, — ничего не могу сказать.
И она быстрыми шагами отошла отъ него.
— Куда же вы? спросилъ онъ чуть не съ отчаяніемъ.
— Къ брату Вас?. Мама сейчасъ прошла, вы и не зам?тили… Она нав?рно къ нему, не забол?лъ ли онъ!…
XIV
Онъ давно душою жаркой,
Въ перегар? силъ,
Всю неволю жизни яркой
Втайн? отлюбилъ…
И не разъ въ минуты битвы
Съ жизнью молодой,
Въ упоеніи молитвы
Находилъ покой.
По пути къ покоямъ брата Маша встр?тилась съ возвращавшеюся оттуда матерью.
— Ты къ Вас?? спросила Александра Павловна.
— Да, maman, я вижу вы ушли къ нему и подумала, здоровъ ли онъ…
— Ничего, говоритъ, совершенно здоровъ, и д?йствительно жару н?тъ, голова св?жа. Онъ ушелъ къ себ? потому, говоритъ, 'слишкомъ шумно' и онъ этого не любитъ… Ахъ, Боже мой, проговорила вдругъ бол?зненно Александра Павловна, опускаясь въ кресло (разговоръ происходилъ въ ея маленькой гостиной), — я ужъ и не знаю что будетъ съ нимъ дальше.
— Съ Васей, maman?.. o чемъ вы безпокоитесь?
— Ахъ, Marie, разв? ты не вы лишь, разв? онъ похожъ на мальчика его л?тъ! Ни р?звости, ни см?ха, безотв?тный и смиренный какой-то, точно подстр?ленная птичка…
— Онъ прелесть просто, maman, святой какой-то! вскликнула восторженно Маша.
Александра Павловна вздрогнула вся отъ словъ дочери:
— Ахъ вотъ то что ты говоришь, вотъ это самое мн? и страшно въ немъ!..
Маша, съ присущею ей порывистостью, кинулась на кол?на предъ матерью, охватила шею ея об?ими руками, ц?луя ее въ лобъ, въ щеки, въ глаза.
— Мамочка, душечка моя, говорила она не то плача, не то см?ясь, — в?дь это же все отъ васъ у него, эта кротость, смиреніе, онъ вамъ настоящій сынъ! На что же вы с?туете?
Александра Павловна въ свою очередь прижала об?ими руками къ груди своей б?локурую головку дочери.
— Н?тъ, Маша, н?тъ, я въ его годы не такая была, я не объ одномъ Бог? думала.
Она сложила пальцы и хрустнула ими судорожнымъ движеніемъ.
— И ужасно то что я не могу, я не въ прав?… в?дь правда, Маша, съ тревожною посп?шностью прибавила она, — не см?ю упрекать его въ этомъ, потому вс? мы, христіане, должны прежде всего о Бог? думать. Но онъ, она вздрогнула опять, — онъ, прости меня Господи, онъ уже слишкомъ… И отецъ твой это видитъ, и это его мучаетъ, я знаю…
— Да о чемъ вы, maman, о чемъ? спрашивала тревожно Маша;- Вася очень чувствителенъ, за него сегодня этотъ молебенъ за Государя и то что разказывалъ Гриша очень под?йствовало, это правда; ему, я понимаю, представилось что въ такой денъ эти гости, и музыка… Онъ былъ такъ настроенъ что это все могло показаться ему… гр?хомъ, и онъ ушелъ отъ него. Но все-таки я не вижу почему вамъ такъ безпокоиться, maman…
Александра Павловна тихо провела рукой по лбу:
— Не знаю, Маша; еслибъ я одна была у него, я можетъ-быть и не безпокоилась бы такъ. На все воля Божія, Онъ лучше знаетъ… Но Вася у отца единственный сынъ, и я понимаю что Борисъ не такого бы хот?лъ въ немъ вид?ть…
Она примолкла на мигъ, глянула безконечно н?жнымъ взглядомъ въ глаза все такъ же кол?нопреклоненной предъ ней дочери, и чуть-чуть усм?хнулась.
— Теб? бы надо было родиться мальчикомъ, Marie, а ему быть бы вм?сто тебя. Ты была бы готова на всякую battle of life… [78] Ты говорила съ Гришей сейчасъ? спросила она почти безъ перерыва, съ видимымъ желаніемъ перем?нить разговоръ.
— Говорила maman, да! отв?тила д?вушка, прямо глядя матери въ лицо.
— Что же онъ? спросила та какъ бы н?сколько неув?реннымъ голосомъ.
Маша широко улыбнулась:
— Онъ говоритъ что 'выписался изъ больницы'.
— Это что же значитъ, — разв? онъ былъ боленъ въ Петербург??
— Это онъ, мамочка, symboliquement parlant, и Маша совс?мъ ужъ разсм?ялась;- это значитъ, то-есть, что онъ о той, вы знаете, больше не думаетъ.
— Это онъ самъ теб? сказалъ или ты объ этомъ начала? спросила ее посп?шно мать.
— Я сказала ему что встр?тились съ ней за границей.
— Ахъ, зач?мъ ты, зач?мъ?..
— Потому что и теперь, какъ и во всемъ, maman, я желаю знать ясно a quoi m'en tenir, твердо и отчетливо отв?тила на это Маша.
Александра Павловна видимо хот?ла сказать что-то, но сочла неудобнымъ или несвоевременнымъ говорить: она только вздохнула и поднялась съ м?ста.
— Такъ иди къ Вас?, поговори съ нимъ… Онъ теб?, какъ сестр?, больше можетъ-быть скажетъ ч?мъ матери, проговорила она дрожавшимъ слегка голосомъ…
