пройдетъ еще н?сколько л?тъ, и условія эти изм?нятся. Уже теперь существуютъ въ зародыш? вс? условія для образованія у насъ, съ одной стороны, весьма сильнаго консервативнаго элемента крестьянъ- собственниковъ, съ другой — капиталистской, торговой и промышленной, консервативной же буржуазіи. А ч?мъ сильн?е будетъ это образовываться и укр?пляться, т?мъ возможность насильственнаго переворота станетъ бол?е проблематическою… Говори же, должны-ли мы были, или н?тъ, итти въ народъ съ революціонною пропагандой именно въ настоящій моментъ, когда намъ благопріятствуютъ общественныя условія?…
— Да, медленно и тихо проговорила она, — вы и пошли, и чего же достигли?… В?дь д?ло ваше оказывается та же сказка про синицу, которая похвалялась, что море зажжетъ…
Онъ не ожидалъ этихъ словъ, этого обиднаго сравненія; изможденныя щеки его покрылись мгновеннымъ румянцемъ, глаза сверкнули.
— Давно-ли ты стала плевать на наши уб?жденія? крикнулъ онъ язвительно, закидывая назадъ свои длинные волосы машинальнымъ движеніемъ руки.
Но она не смутилась; она р?шилась высказать ему все:
— Къ чему ты говоришь это, Володя? Вопросъ не въ 'нашихъ уб?жденіяхъ', а въ томъ пути, который вы избрали, чтобы помочь народу. Путь этотъ не в?ренъ, вы должны это вид?ть теперь… То, что ты мн? сейчасъ пропов?дывалъ, вы вычитали у вашихъ женевскихъ вожаковъ: вы могли обольщаться ихъ теоріями, пока пропаганда была еще у васъ только въ нам?реніи… Но теперь, теперь, когда вы испытали на д?л? такое ужасное разочарованіе… Ты упорствуешь, ты хочешь доказать мн? и себ? самому, что вы были правы… Но я теб? не в?рю, ты не можешь этого серіозно думать!… Я не умн?е тебя, но я предчувствовала, и съ каждымъ днемъ становилось для меня ясн?е, что ничего, кром? того, съ ч?мъ ты вернулся теперь домой, не можетъ ожидать ваше д?ло.
— Откуда же этотъ даръ пророческаго предвид?нія? спросилъ онъ съ неудачнымъ нам?реніемъ глумленія, затягиваясь во всю грудь и пуская дымъ въ потолку, что-бъ изб?гнуть невольно тревожившаго его блеска устремленныхъ на него зрачковъ ея.
— Оттого, пылко выговорила она, — что я хочу правд? прямо въ глаза смотр?ть, а не т?шиться обманомъ, какъ бы любъ онъ для меня ни былъ… Народу не нужна ваша пропаганда, онъ ея не хочетъ!… Онъ совс?мъ не то, что мы думали… Мы съ тобою въ Москв? читали Лассаля, изучали вопросъ о пролетаріат?. Но нашъ крестьянскій міръ, народъ, это совс?мъ не то. Я теперь третій годъ вожусь съ крестьянами, бываю въ ихъ избахъ, л?чу ихъ; я пригляд?лась въ нимъ, прислушалась, поняла… То, что ему нужно, этому народу, вы никогда не будете въ состояніи дать ему! Вы все на экономической почв? думаете строить, а у него въ мозгу и въ сердц? два кр?пкія слова зас?ли, которыхъ топоромъ у него не вырубить: Богъ на неб? и Царь на земл?. И не в?ритъ онъ вамъ потому, что чуетъ въ васъ враговъ этихъ своихъ зав?тныхъ понятій.
— Да, силясь усм?хнуться, возразилъ ей братъ. — пока не усп?ли насчетъ сего научить его уму- разуму.
Она пожала плечами.
— Н?тъ! Народъ нашъ гораздо умн?е, гораздо проницательн?е, ч?мъ мы это себ? представляли, Володя… Онъ свою правду, ту правду, которую мы признать не хотимъ, держитъ неколебимо въ голов?… Вспомни, наприм?ръ, хоть исторію Герцена съ раскольниками, у которыхъ онъ думалъ найти ядро для революціи въ Россіи, и какъ онъ удивленъ былъ, что эти же раскольники, пресл?дуемые правительствомъ, оказались, — я еще недавно перечла разсказъ объ этомъ у Кельсіева, — самыми в?рными подданными Царя…
Володя перебилъ ее гн?внымъ возраженіемъ:
— Кельсіевъ, разв? это авторитетъ! Онъ предатель былъ и шпіонъ.
— Ахъ, опять эти слова! воскликнула Настасья Дмитріевна возмущеннымъ голосомъ, — шпіонъ, предатель!.. А если это неправда, если онъ д?йствительно, вотъ какъ я теперь, мучительно. но неизб?жно пришелъ… долженъ былъ притти къ этому разочарованію во всемъ, чему предъ этимъ в?рилъ!.. В?дь и я, значитъ, по-твоему, тоже предательница, потому что не в?рю больше въ революцію, не в?рю тому, о чемъ мы съ тобой такъ пламенно мечтали, думая, что это такъ необходимо и такъ легко должно осуществиться… Но не могу же я вдругъ обратиться въ сл?пую и глухую, когда то, что я вижу кругомъ, говоритъ мн? съ каждымъ днемъ все сильн?е, что эти мечтанія наши — ложь была одна и призракъ, что ты… что вс? вы губите себя напрасно, и мало того, что губите себя, совершаете еще величайшее преступленіе предъ т?мъ же народомъ, во имя котораго вы будто бы д?йствуете…
— Преступленіе! растерянно повторилъ Володя.
Страстная уб?жденность сестриной р?чи пронимала его насквозь; она забирала его теперь за самые корни т?хъ мучительныхъ сомн?ній, которыя не разъ охватывали его душу въ продолженіе его революціонной эпопеи и противъ которыхъ каждый разъ ратовала его воля съ тою же энергіей, съ какою выступали древніе отшельники на борьбу съ соблазнами искушавшаго ихъ духа тьмы.
— Да, преступленіе — и худшее изъ вс?хъ! подтвердила она съ какою-то неженскою силой выраженія:- вы подъ именемъ свободы хотите навязать ему деспотизмъ, въ тысячу разъ ненавистн?йшій, ч?мъ тотъ, отъ котораго вызываетесь избавить его; вы насиловать сов?сть его хотите, снести съ лица земли то, что искони ему дорого и свято — и зам?нить это… Ч?мъ зам?нить? воскликнула она зазвен?вшимъ вдругъ какою-то безнадежностью голосомъ, — что могли бы дать мы, ты подумай, этому народу вм?сто боговъ, которымъ молится онъ до сихъ поръ?… В?дь у вс?хъ у васъ идеала никакого н?тъ, кром? все той же революціи, во что бы ни стало!… Разв? этимъ можетъ быть живъ челов?къ народа, выросшій на иныхъ…
Братъ перебилъ ее еще разъ (онъ видимо хватался за посл?дній аргументъ свой):
— Мы ничего не нам?рены 'навязывать'; мы стремимся уничтожить тотъ старый, сгнившій до тла сословный и правительственный строй, который препятствуетъ свободному проявленію народной воли, — мы анархіи хотимъ!…
— Анархіи, да, знаю… Ну, хорошо! а тамъ что?
— Тамъ, молвилъ онъ, качнувъ головой снизу вверхъ, — тамъ сама жизнь покажетъ, что нужно будетъ д?лать [8].
— А хочешь, я теб? скажу, ч?мъ бы выразилась эта народная воля, если бы вы какъ-нибудь, помимо ея, усп?ли разнести 'старый правительственный строй' и зам?нить его вашею анархіей? Онъ, народъ, призвалъ бы того же Царя, противъ котораго вы идете, и ч?мъ безпощадн?е сталъ бы расправляться Царь съ вами, 'бунтовщиками', т?мъ выше поднялся бы онъ въ его глазахъ… Дико это, нев?жественно, — какъ хочешь разсуждай, — но для меня это такъ же неопровержимо теперь, какъ то, что предо мною эта св?ча горитъ!..
Молодой револкщіонеръ прыгнулъ съ м?ста, словно ужаленный.
— Такъ что же изъ словъ твоихъ вывести сл?дуетъ? что мы не только не нужны, но еще и вредны тому сахому, скованному по рукамъ и ногамъ, русскому челов?честву, мужику и рабочему, на освобожденіё котораго обрекли мы свою жизнь, — что мы же, мы — злод?и его и губители?…
— Не нужны ему и вредны для самихъ себя, да, молвила Настасья Дмитріевна, усиленно переводя дыханіе;- я чувствую, какъ это тяжело теб? слышать отъ меня, чувствую по той мучительной внутренней работ?? чрезъ которую сама я прошла, пока дошла до того? что ты теперь отъ меня слышишь… В?дь и мн? досталось это не легко, Володя, не легко было мн? отказаться отъ того, на чемъ воспитали мы себя съ тобою съ т?хъ самыхъ поръ, какъ стали самостоятельно думать… Когда ты р?шился итти тогда, полтора года назадъ, посл? этого письма къ теб? отъ Волка, я уже прозр?вала нашу фальшь, чуяла ошибку, но ничего не сказала теб?, не останавливала, — я еще не дов?ряла вполн? своимъ впечатл?ніямъ… Ты для меня, ты знаешь, былъ до сихъ поръ самое близкое существо на св?т?,- но ты знаешь тоже, что я сум?ла бы пожертвовать вс?мъ, начиная съ себя самой, тому, что для меня истина; я духомъ не робка и не слабонервна. Я понимала хорошо, на какую опасную игру ты шелъ тогда, и не отговаривала тебя ни единымъ словомъ потому, что ваше — наше еще тогда для меня — д?ло казалось еще мн? великимъ и необходимымъ… Еслибъ я продолжала въ него в?рить, я, не моргнувъ глазомъ, приняла бы в?сть о ссылк? твоей въ Сибирь; я вид?ла бы въ теб? мученика святой идеи, которой покланялась всю жизнь… Но теперь, когда ты самъ на себ? испыталъ весь этотъ обманъ, я не могу, я должна теб? все выговорить. Безсмысленно итти на каторгу и унести съ собою за это въ награду презр?ніе и проклятіе того самаго
