замужъ за толстяка-доктора, сопровождавшаго со Скоробогатовымъ Троекуровыхъ за границу), съ нянею и Н?мцемъ-курьеромъ, говорившихъ на вс?хъ языкахъ, привезли въ полномъ здравіи въ Пельи д?тей изъ Всесвятскаго… Александра Павловна, какъ выражалась она, почувствовала себя теперь 'какъ въ Царств? Небесномъ'…
Медленно между т?мъ поправлялся раненый. Онъ вспоминалъ, какъ въ т? дни просиживалъ по ц?лымъ часамъ на террас?, подъ жгучимъ тепломъ италіянскаго зимняго солнца, устремивъ глаза на золотистую рябь тихо плескавшагося моря, безъ мысли, безъ движенія, 'живя, какъ говорилъ онъ себ? теперь, сладкою и тупою жизнью растенія'. Его словно оковала зд?сь какая-то парализія психическихъ отправленій, отуп?ніе ощущеній и сознанія… Въ такомъ состояніи провелъ онъ почти всю зиму… 'Оттаетъ, погодите!' ут?шалъ никогда не унывавшій Николай Ивановичъ ?ирсовъ Александру Павловну, начинавшую серьезно тревожиться.
Скоробогатовъ, исправлявшій теперь должность камердинера при своемъ 'генерал?' (Борисъ Васильевичъ произведенъ былъ въ этотъ чинъ за то самое д?ло, въ которомъ былъ раненъ, — д?ло, кончившееся полоненіемъ почти всей банды, застигнутой въ усадьб?,), каждый разъ, какъ входилъ къ нему утромъ со св?жевычищеннымъ барскимъ платьемъ на рук?, вглядывался въ него избока своими узкими, татарскими глазками и, сердито отвернувшись всл?дъ зат?мъ, мурлыкалъ себ? что-то подъ носъ.
— Что это ты? спросилъ его однажды, зам?тивъ это, наконецъ, баринъ.
— Что-бъ тому, говорю себ?, ваше превосходительство, неожиданно отв?тилъ старый служивый, — шельмецу этому на томъ св?т? ни дна, ни покрышки!
— Кому это?
— А что вотъ сд?лалъ вамъ такъ, что и по сейчасъ прежняго куражу не можете вы себ? достать.
Глаза Троекурова усиленно заморгали… Въ первый разъ въ эту минуту воскресало въ его памяти то, что произошло съ нимъ тогда. Но онъ усиленно усм?хнулся:
— Да, угодили меня ловко! какъ бы небрежно уронилъ онъ.
— А кто? полушопотомъ и подчеркивая молвилъ Скоробогатовъ, наклоняясь съ нему, — усп?ли зам?тить?
— Нн?тъ! съ усиліемъ произнесъ Борисъ Васильевичъ.
— А я его призналъ, ваше пр… Самый тотъ есть шарлатанъ, съ подвязною бородой, изволите помнить, что въ Крусановскихъ лугахъ кость вамъ перешибъ. Нашъ, Русскій, не то что-бъ изъ Поляковъ, — изм?нщикъ, стало быть… Не усп?лъ въ матушк?-Расе? набаламутить, такъ, значитъ, въ безмозглымъ съ эвтимъ въ слуги пошелъ… Б?да! Стою этто я съ вашимъ рыжимъ, какъ вы изволили сл?зть, — гляжу, флагъ они выкинули: ну, думаю, пардону просятъ, наша взяла!… Вы тутъ сичасъ къ дому бросились, — а онъ, вижу, въ тотъ самый разъ подб?гъ къ окну… Онъ, ваше превосходительство, онъ самый! Хоша въ чамарк? и на голов? четыруголка ихняя, а я его издалечка сразу призналъ, — б?лесый такой, плюгавый изъ себя… Подб?гъ, говорю, своимъ чтось кричитъ, а самъ перегнулся по-надъ васъ и изъ ривольвера сверху ц?литъ… Я тутъ лошадь бросилъ, съ вамъ: 'Брегись, кричу, ваше…!' А вы, гляжу, ужь и съ ногъ валитесь… Ахъ ты, Господи!… И Скоробогатовъ отчаяннымъ движеніемъ ударилъ себя изо всей силы ладонями по бедрамъ… — Не дали-жь ему за то пардону солдатики, добавилъ онъ чрезъ мигъ, сверкнувъ глазами, — въ р?шето штыкамъ искололи…
Троекуровъ съ побл?дн?вшимъ лицомъ уперся въ него взглядомъ. Онъ хот?лъ сказать что-то… и не могъ. Но старый солдатъ понялъ упрекъ, выразившійся въ этомъ взгляд?:
— А что-жь ему, ана?ем?, другого сд?лать, ваше пре — ство? возразилъ онъ недовольнымъ тономъ: — потому, первое сказать, Бога онъ своего забылъ, противу своихъ воевать пошелъ; а вторымъ д?ломъ, какъ же онъ, песъ, когда флагъ они выкинули, — сдаемся, значитъ, въ полонъ, — а онъ въ само-то время стр?литъ?.. Собак?, говорится, собачья и смерть, такъ ему и надо было! сурово заключилъ онъ.
— Разсказывалъ ты объ этомъ кому-нибудь зд?сь? спросилъ его Борисъ Васильевичъ посл? довольно продолжительнаго молчанія.
— Что-жь мн? разсказывать, ваше пре — ство! Самъ понимаю…
— Что ты понимаешь?
И внезапная краска выступила на лиц? Троекурова.
— Потому что-жь тутъ хорошаго, что вы отъ своего чуть смерти не получили!.. За Расею стыдно, ваше… добавилъ онъ въ вид? объясненія.
— Хорошо, ступай… и что-бъ объ этомъ никому!…
— Слушаю-съ…
На летаргическое состояніе, въ которое погружена была до этой минуты мысль Троекурова, разговоръ этотъ произвелъ д?йствіе электрической искры. Онъ какъ бы вдругъ встряхнулся весь, загор?лся опять пламенемъ жизни… Но не на радость ему было это мгновенное воскрешеніе. Образъ 'изм?нщика', выстр?лившаго въ него и исколотаго зат?мъ 'въ р?шето' его солдатами, сталъ неотступно и бол?зненно пресл?довать его теперь… 'Почему такъ случилось', спрашивалъ онъ себя съ какою-то странною, суев?рною внутреннею тревогой, — 'что среди вооруженнаго сброда повстанцевъ-Поляковъ я долженъ былъ натолкнуться именно на того единственнаго русскаго челов?ка, которому убить меня могло доставить удовольствіе? Неужели приписать это тому чему-то безсмысленному, что люди зовутъ 'сл?пымъ случаемъ?'… Н?тъ, сл?пыхъ случаевъ не бываетъ, — все т?сно связано к органически истекаетъ одно изъ другаго въ этомъ мір?, причины и посл?дствія, зло и наказаніе, и законъ роковаго возмездія стоялъ не даромъ краеугольнымъ камнемъ въ в?рованіяхъ древнихъ народовъ… Кто мн? докажетъ, что этотъ несчастный, стр?ляя въ меня, не былъ избраннымъ орудіемъ кары, назначенной мн? высшимъ опред?леніемъ, посл? чего погибъ самъ жестокою смертью за все то злое, что совершено было имъ въ свою очередь на этой земл??..'
И то жгучее чувство самоосужденія. съ которымъ онъ въ Москв?, по полученіи письма отъ княжны Киры [12], р?шилъ уйти ото всего въ темные ряды арміи, разгоралось у него съ новою силой… Гроза т?хъ страшныхъ дней навсегда повидимому миновала теперь. Не исполнилъ- ли онъ въ настоящее время, говорилъ онъ себ? иронически, 'все, что отъ порядочнаго челов?ка требуется въ подобныхъ случаяхъ': покаялся, просилъ жену простить ему, и она великодушно, безъ колебаній и условій, даровала ему это прощеніе… Но всели это, удовлетворенъ-ли онъ въ душ? своей?… Н?тъ, далеко, не все! Состоялось примиреніе, вернулось согласное супружеское сожитіе; но обр?лъ-ли онъ вм?ст? съ т?мъ тотъ 'истинный смыслъ жизни', котораго не доставало ему до сихъ поръ, ту высоту духовнаго подъема, которымъ опред?ляется этотъ смыслъ?.. 'Над?ть узду на себя не трудно, — надо знать, для чего ты ее над?ваешь', разсуждалъ Троекуровъ; 'Александр? Павловн? никакой узды не нужно, чтобы находить въ себ? удовлетвореніе, которое та (онъ разум?лъ Киру,} и я тщетно искали всю жизнь. Не потому-ли это, что она в?къ свой думала о другихъ и забывала о себ?'?..
Къ жен? онъ испытывалъ теперь чувство совершенно для него новое — чувство какого-то набожнаго благогов?нія. Душевный цв?тъ ея будто впервые распустилъ предъ нимъ вс? свои лепестки и охватилъ все существо его своимъ неотразимымъ ароматомъ… Чувство это выражалось у него наружно въ какой-то прилежной, какъ бы почтительной внимательности въ ней, къ ея словамъ и мн?ніямъ, въ мал?йшему желанію, которое онъ угадывалъ у нея. Прежній фамиліарный, легкій, чуть-чуть насм?шливый тонъ его съ нею, тонъ первыхъ временъ супружества, въ которомъ сквозь н?жность влюбленнаго мужа всегда невольно проглядывало сознаніе умственнаго превосходства его надъ нею, зам?нилъ теперь отт?нокъ постоянной серьезности и уважительности въ отношеніяхъ, въ разговорахъ его съ нею, будто боялся онъ оскорбить шутливымъ или легкомысленнымъ словомъ ту чистую святыню, которую носила она въ себ?. Онъ будто постоянно ждалъ отъ нея какихъ-то откровеній, какихъ-то 'св?точей въ ночи'… Александра Павловна — все та же неизм?нная 'Сашенька' первыхъ дней — весьма скоро зам?тила эту перем?ну, но она не польстила ей, не обрадовала ея, — она ее страшно испугала. Она почуяла, что этотъ 'сильный, умный челов?къ', мужъ ея, чего-то требуетъ теперь отъ нея, требуетъ именно, объяснила она себ? тутъ-же, того же 'умнаго, что находилъ онъ, у Киры'… и чего 'откуда же я ему возьму'? съ отчаяніемъ восклицала она внутренно… И вся она какъ улитка ушла всл?дъ за этимъ въ свою скорлупку…
Увы, благосклонныя читательницы мои, между этими супругами, которыхъ бурная волна жизни вынесла, казалось, благополучно къ новымъ медовымъ берегамъ, стало съ этой минуты какое-то роковое недоразум?ніе, образовался провалъ, которому съ теченіемъ времени суждено было все упорн?е итти въ глубь. То, что по вс?мъ даннымъ должно было имъ служить къ т?сн?йшей связи между ними, чуть не
