поэтъ своего… нашего, какъ бы поправился онъ, — покол?нія.
— Да-а? Ахъ, я непрем?нно въ такомъ случа? хочу прочесть его всего. Я хоть и старуха сравнительно съ вами, но все же еще недалеко отстала отъ этого вашего покол?нія… Мы за?демъ отсюда къ Vieusseux [60], и я скажу ему выписать для меня…
— Хорошо сд?лаете! одобрилъ онъ качнувъ головой, — просв?титесь.
— Вы находите что мн? это нужно? промолвила она серіознымъ тономъ, межь т?мъ какъ глаза ея см?ялись.
— Вы, разум?ется, говорите это насм?хъ, возразилъ онъ н?сколько раздраженнымъ тономъ, — и полагаете что вамъ черезчуръ достаточно того что вы знаете и въ чемъ, по вашему, вся мудрость челов?ческая заключается, а что вотъ меня, напротивъ, требуется выдрессировать къ разум?нію вс?хъ т?хъ прелестей которыя мн? недоступны… по великой тупости моей, конечно, такъ в?дь это? заключилъ онъ съ насилованною ироніей.
— За что же вы разсердились, Василій Иванычъ? жалобнымъ голосомъ произнесла молодая женщина;- я ничего про себя не думаю, кром? того что ничего серіозно не знаю, какъ вс? мы, св?тскія, а ужь никакъ не им?ю претензіи 'дрессировать' васъ къ чему-то… А мн? просто жалко… ну да, жалко что такой молодой челов?къ… молодая душа не находитъ въ себ? никакого отклика на вс? эти Чудеса искусства которыя я вожу васъ показывать вотъ ужъ сколько дней, а вы, какъ сл?пой какой-то, точно не видите совс?мъ… В?дь все это наслажденія, autant de jouissances, которыя вы будто назло отбрасываете отъ себя, а мн? это больно… не разсердитесь на меня опять! — больно за васъ…. Вы не можете же мн? запретить de vous porter interet, какъ бы неудержимо досадливо вырвалось у нея, и легкій румянецъ выступилъ подъ б?лосн?жною кожей ея лица.
Та же внезапная краска покрыла на мигъ и его бл?дныя щеки; глаза сверкнули… Но онъ тотчасъ же опустилъ ихъ.
— Что же д?лать, не такъ воспитанъ видно чтобы понимать изящное, подчеркнулъ онъ, стараясь сохранить тотъ же ироническій тонъ.
— Не правда! горячо вскликнула она, — вы не семинаристъ какой-нибудь чтобы не понимать…
— Бывшій семинаристъ именно, перебилъ онъ ее;- вы мой паспортъ вид?ли: 'Не кончившій курса въ Казанской Духовной Академіи, сынъ священника…'
Она замахала руками.
— Не правда, не правда, vous parlez le franeais tout aussi bien que moi, я не в?рю вашему паспорту!…
— Вы полагаете, онъ… фальшивый?
Молодой челов?къ изм?нился въ лиц?…
— Оставьте, какое мн? д?ло! торопливо, не доканчивая фразъ, заговорила она: я знаю васъ, а имя все равно… Вы им?ете свои причины, и я уважаю… Когда-нибудь потомъ… когда я заслужу ваше дов?ріе… вы мн? скажете. А теперь я не хочу, не хочу, и не см?йте говоритъ объ этомъ!… Я. знаю только que vous etes aussi bien ne que moi, и совс?мъ не то чтобы вы не были въ состояніи понимать, а просто vous vous faites fort de mepriser l'art, и вотъ это самое я и хот?ла бы знать почему вы считаете нужнымъ его презирать?
Невольная усм?шка проб?жала въ складкахъ губъ Посп?лова (читатель, не сомн?ваемся, давно усп?лъ узнать его, равно какъ и его собес?дницу): слова ея видимо польстили его самолюбію. Но брови его въ то же время сжались съ какимъ-то сосредоточеннымъ, чтобы не сказать мрачнымъ, видомъ.
— Я ваше искусство, 'l'art,' не презираю, началъ онъ съ зам?тно дидактическимъ отт?нкомъ въ р?чи, — и не скажу, какъ сказано это было н?сколько л?тъ назадъ, впрочемъ совс?мъ не въ томъ смысл? какой былъ данъ этимъ словамъ во враждебномъ лагер?, что 'сапоги выше Шекспира'. Я даже нахожу что оно им?ло свою raison d'etre въ прежнее время, когда челов?чество не было такъ развито, или, говоря опред?лительн?е, когда изъ этого челов?чества почиталось людьми лишь изв?стное привилегированное меньшинство, — все же остальное были илоты, рабы, вассалы, порабощенныя, безправныя, безгласныя существа, потерявшія всякій образъ челов?ческій. Для этого меньшинства искусство д?йствительно представляло собою н?кій облагораживающій элементъ. Заказывать картину какому-нибудь Рафаэлю или Тиціану все же былъ шагъ впередъ противъ гладіаторской р?зни или глупыхъ рыцарскихъ турнировъ, хотя бы уже потому что тутъ уважался челов?къ безотносительно къ его происхожденію и за трудъ его платили деньги, а не брали его даромъ. Наконецъ это давало производящей этотъ трудъ личности возможность выходить изъ состоянія илотизма въ которомъ находились ея собратія…
— Отчего же 'илотизма'? возразила графиня Драхенбергъ;- искусство въ Италіи разцв?ло именно въ ту эпоху когда почти каждый городъ былъ отд?льною республикой и граждане этихъ городовъ пользовались полною свободой. Зд?сь во Флоренціи, я читала, было даже время междуусобныхъ ея войнъ, когда самый низшій классъ народа, его такъ и зазывали 'i popolani', взялъ верхъ надъ остальными и правилъ ими сколько-то м?сяцевъ или л?тъ, уже не помню.
— Ну, это все равно! нетерп?ливо вскликнулъ эмигрантъ, въ своемъ качеств? революціонера не в?давшій да и не почитавшій нужнымъ знать никакихъ историческихъ фактовъ:- полнаго соціальнаго равенства зд?сь, какъ и въ остальномъ мір?, никогда не было; свободой пользовались только богатые, ум?вшіе т?мъ или другимъ путемъ накопить себ? капиталы, которыми они, какъ всюду и всегда, эксплуатировали трудъ б?дняка, наживались потомъ его и кровью.
— Да, это конечно… недоум?ло пролепетала сбитая съ позиціи молодая женщина;- и это 'всюду, всегда', comme vous di-tes, бываетъ avec les pauvres gens!.. вздохнула она самымъ искреннимъ образомъ при этомъ.
Голосъ Посл?лова зазвен?лъ внезапнымъ, горячимъ увлеченіемъ:
— И вамъ, скажите, никогда не приходило за мысль что этотъ в?чный гнетъ богатаго надъ б?днымъ не можетъ быть дол?е терпимъ, что соціальныя условія при которыхъ возможенъ онъ должны быть низвергнуты?…
— Une revolution, да? прошептала она дрогнувшимъ голосомъ, заб?гая впередъ того что ожидала отъ него услышать. Мурашки проб?жали у нея по т?лу, ей стало разомъ и жутко, и въ то же время сладко, сладко отъ того именно чувства неопред?леннаго страха которое заставило ее вздрогнуть.
— Вамъ это кажется очень страшно? чуть-чутъ насм?шливо сказалъ онъ.
Она подняла на него глаза съ какимъ-то внезапнымъ и очень забавнымъ выраженіемъ отваги:
— Совс?мъ н?тъ; en France, sous la Terreur, женщины которыхъ веди на гильйотину удивляли вс?хъ своимъ безстрашіемъ. Если les gens de notre classe должны погибнутъ въ Россіи я не побоюсь, soyez sur… Мн? кажется даже что эта мысль умереть на эшафот?, предо вс?ми, должна экзальтировать такъ что на него пойдешь весело какъ на балъ… 'Decolletee et manches courtes', пронеслось у вся тутъ же капризнымъ зигзагомъ мысли, 'чтобы показать имъ себя въ посл?дній разъ dans tous mes avantages', и сама она чуть не расхохоталась громко этому своему 'сумашедшему' представленію.
— Для чего же вамъ погибать когда вы могли бы, напротивъ… вскликнулъ было и тутъ-же оборвалъ эмигрантъ.
— Что могла бы, что, говорите… говорите же! съ лихорадочнымъ нетерп?ніемъ въ глазахъ, въ звук? голоса приставала она къ нему;- вы можете все мн? говорить, все, я умру скор?е ч?мъ васъ выдать… я в?дь знаю…
— Что вы знаете? быстро обернулся онъ на все, въ свою очередь, съ изумленнымъ и недовольнымъ выраженіемъ въ чертахъ.
Она мгновенно сложила руки на груди какимъ-то д?тски умоляющимъ движеніемъ:
— Ради Бога, не сердитесь на меня, я нечаянно… слышала…
— Что слышали?…
— Вашъ разговоръ съ товарищемъ въ гондол?, въ Венеціи… помните, на серенат??… Вы не подозр?вали что подл? васъ были Русскіе и говорили между собой громко… Со мною была Tony, ея мужъ и маркизъ. Но вс? они слушали музыку, и я одна… Я никому изъ нихъ не сказала, никому, клянусь вамъ… И мн? такъ захот?лось посл? этого познакомиться съ вами…
— Такъ, значитъ, смущенно спросилъ Посп?ловъ, — маркизъ не случайно нашелъ меня въ моемъ отел??
— Н?тъ, я его послала, сказавъ что мн? нуженъ русскій… наставникъ для моего сына… Мн? и нужно
