Вс? трое равно казались поглощенными т?ми глубоко захватывавшими ощущеніями которыя вынесли они изъ храма, и мен?е всего, видимо, хот?лось каждому говорить о томъ ч?мъ были вызваны они у него на душ?,- а на языкъ не шло ничто другое.
Троекуровъ прервалъ молчаніе первый. Онъ прищурился на стоявшіе на камин? старинные Нортоновскіе часы:
— Второй часъ, сказалъ онъ, — а Гриши все н?тъ.
— На Савельевской гребл? застрялъ, пари держу, быстро возразилъ на это Павелъ Григорьевичъ:- тамъ теперь про?хать — адъ!
— Я все ждалъ, признаюсь, что онъ къ молебну подъ?детъ… началъ было опять и тутъ же замолкъ Борисъ Васильевичъ.
На мигъ настало опять молчаніе.
— Да, прислали бъ ихъ сюда посмотр?ть какъ этотъ народъ молился…. неопред?ленно, понуривъ голову и какъ бы про себя, проговорилъ старый морякъ.
Пужбольскій понялъ, и такъ и подскочилъ на своемъ кресл?.
— И отдали бъ ихъ на его, на его судъ! воскликнулъ онъ:- онъ бы имъ показывалъ настоящій jugement de Dieu, какъ dans le moyen age!
Онъ пропустилъ пальцы въ свою огненную бороду и дернулъ ее свир?по внизъ, словно желая испытать на самомъ себ? предвкушеніе того что могло ожидать ихъ при такомъ 'среднев?ковомъ' суд? народномъ.
Дверь изъ гостиной въ эту минуту шумно отворилась. На порог? ея, вся сіяющая, показалась красавица Маша, крикнула 'Прі?халъ!' и стремительно понеслась назадъ.
Сид?вшіе поднялись съ м?ста и пошли на встр?чу прі?зжему.
Онъ стоялъ посреди гостиной, наклонясь надъ протянувшеюся къ нему рукой Александры Павловны и ц?луя ее, въ помятомъ дорожномъ пальто, усп?вшій уже загор?ть докрасна отъ в?тра и весеннихъ лучей въ продолженіе двадцативерстнаго пере?зда въ коляск? изъ города, гд? онъ вышелъ изъ вагона Московско-Курской жел?зной дороги.
— Наконецъ-то, Гриша, наконецъ! лепетала радостно Александра Павловна, ц?луя его въ свою очередь въ лобъ.
Маша стояла подл?, широко раскрывъ свои вишневые глаза, и гляд?ла на него съ какимъ-то недоум?лымъ выраженіемъ, точно спрашивая себя: все тотъ ли онъ, не подм?нили-ли ли ей его?.. Она съ нимъ около году не видалась. По возвращеніи своемъ съ отцомъ изъ-за границы она не застала Гриши въ ихъ странахъ: онъ у?халъ въ ноябр? въ Петербургъ по тяжебному д?лу въ одномъ изъ департаментовъ стараго Сената о какой-то л?сной пустоши доставшейся ему по насл?дству отъ матери, и только теперь возвращался съ береговъ Невы въ родные края.
'Красный такой… и бороду отпустилъ… и совс?мъ не идетъ къ нему', проносилось у нея короткими абзацами въ голов?, 'и начнутъ они теперь вс? обнимать его и разспрашивать… и до самаго вечера не усп?ешь съ нимъ поговорить'…
Его д?йствительно вс? сп?шили обнять теперь: и отецъ, и Борисъ Васильевичъ, и достигшій за два посл?дніе года разм?ровъ пивной бочки докторъ ?ирсовъ, и большой пріятель его, Mr. Blanchard, едва переводившій дыханіе отъ сп?ха съ которымъ приб?жалъ съ завода на звонъ бубенцовъ его ямщицкой тройки. Гриша едва усп?валъ отв?чать и улыбался съ т?мъ растеряннымъ, словно опьян?вшимъ видомъ какой им?ется всегда у челов?ка въ этихъ случаяхъ, на возгласы, спросы, предложенія сыпавшіяся на него со вс?хъ сторонъ:
— Ц?лъ вернулся, здоровъ?
— Слава Богу, какъ видите!.. Телеграмму мою когда получили?
— Третьяго дня вечеромъ… Что такъ долго изъ города ?хали?
— Дорога ужасная…
— На Савельевской гребл?, воображаю…
— Два часа бились, едва вывезли лошади…
— Проголодался? Завтракъ теб? готовъ.
— Н?тъ, благодарю, позавтракалъ на станціи жел?зной дороги, ?сть не хочется. А чаю выпилъ бы съ удовольствіемъ.
— Сейчасъ, сейчасъ!..
И Анфиса Дмитріевна ?ирсова, бывшая тутъ же, кинулась распорядиться.
— Мы васъ поджидали къ молебну, говорила Александра Павловна.
— Къ молебну? вопросительно повторилъ Гриша, и тутъ же, вспомнивъ, слегка вздрогнулъ, потеръ себя рукой по лицу. — Да, ужасно!..
— Ужасно!.. На такомъ близкомъ разстояніи… пять пуль — и ни царапины…
— Одна впрочемъ, какъ говорятъ, нашлась въ подкладк? пальто.
Александра Павловна крестилась:
— Чудо Божіе, чудо!.. Какъ зато и молились за него у васъ сегодня, Гриша! Старики, молодые, д?ти, все плакало…
— Vous l'avez vu? съ жаднымъ любопытствомъ въ глазахъ и голос? допытывался Blanchard.
— Qui?
— L'assassin… Le prestoupnik? счелъ онъ нужнымъ перевести по-русски.
— Потомъ, потомъ! прервалъ хозяинъ дома, — дайте ему прежде всего привести себя въ порядокъ и напойте чаемъ, а тамъ милости просимъ ко мн?.
Чрезъ полчаса прі?зжій, умытый и переод?тый, сид?лъ на диван? подл? хозяйки въ кабинет? ея мужа, куда собрались вс? обитатели дома внимать в?стямъ о страшномъ событіи привезеннымъ имъ изъ Петербурга. Онъ передавалъ ихъ взволнованнымъ голосомъ, еще весь подъ впечатл?ніемъ вид?ннаго имъ тамъ и слышаннаго. Напряженно, не отрывая отъ него глазъ, съ лихорадочнымъ волненіемъ на лицахъ, слушали его вс?. Одинъ Борисъ Васильевичъ, сидя къ нему въ полоборота, какъ бы разс?янно сл?дилъ, прищуривъ в?ки, за колечками табачнаго дыма срывавшимися съ его губъ и уносимыми теченіемъ воздуха въ пылавшій предъ нимъ каминъ. Ч?мъ озабоченн?е бывалъ онъ внутренно, т?мъ по обыкновенію невозмутим?е казался его наружный видъ… Молодая дочь его, въ свою очередь, видимо не нам?рена была выдавать то впечатл?ніе которое производили на нее слова говорившаго: она сид?ла поодаль ото вс?хъ, у окна, и наклонивъ голову, складывала быстро двигавшимися пальцами п?тушокъ изъ какого-то листочка печатной бумаги, поднятой ею съ пода.
Я былъ на Дворцовой площади, разказывалъ Гриша, когда Государь, часа уже три посл? происшествія, вы?зжалъ изъ Зимняго Дворца; онъ ?здилъ къ часовн? у Л?тняго сада въ память 4 апр?ля, оттуда въ Казанскій соборъ и зат?мъ вернулся. Я стоялъ у самаго Салтыковскаго подъ?зда и вид?лъ его близко, когда коляска его съ?зжала и въ?зжала потомъ опять подъ крыльцо. Онъ былъ совершенно спокоенъ… н?сколько бл?денъ, — онъ страдаетъ астмой и, говорятъ, иногда совс?мъ задыхается, — въ шинели и б?дой конногвардейской фуражк?. Площадь съ утра кип?ла народомъ: часть толпы усп?ла уже разойтись, но еще много оставалось, тысячи дв?, я думаю, а когда онъ возвращался изъ Казанскаго, все что было на Невскомъ Проспект? ринулось б?гомъ за его экипажемъ… И все это стономъ стонало ура, пополамъ со слезами… которыя вс?хъ насъ, признаюсь, равно душили и никто удержать не могъ. Подл? меня у самыхъ перилъ стоялъ старикъ съ длинною б?дою бородой, какой-то лабазникъ или мелкій торговецъ, по одежд? судя. Онъ об?ими руками такъ и уц?пился за эти перила чтобы не сбили его напиравшіе сзади и захлебывался громкимъ рыданіемъ: 'Батюшка, Божій Помазанникъ, храни тебя Отецъ Небесный'!.. Поразилъ ли Государя этотъ старческій голосъ среди общаго клика, только онъ вдругъ обернулся, кивнулъ въ нашу сторону съ высоты коляски и чуть-чуть усм?хнулся… Я этой усм?шки забыть не могу: такая безконечная доброта и глубокая, глубокая печаль… А старикъ какъ стоялъ, такъ и рухнулъ на кол?ни… Государь тутъ же вошелъ во дворецъ, сказавъ н?сколько словъ полицейскому офицеру, стоявшему на подъ?зд?. Тотъ подошелъ къ намъ: 'Его величество, говоритъ, изволилъ приказать вс?хъ благодарить, но проситъ разойтись, такъ какъ императрица нездорова и можетъ быть потревожена шумомъ'. Все смолкло въ одну минуту и стало расходиться. Я помогъ моему старику подняться на ноги, — но онъ до того былъ взволнованъ, что шатался отъ слабости, и мы его съ какимъ-то парнемъ изъ рабочихъ насилу доведи до Адмиралтейскаго бульвара, гд? и усадили чуть живаго на скамейку. Парень поб?жалъ къ Нев? за водой,
