Упокой ирландца тут, Выпитый стихов сосуд. Время, что так нетерпимо К душам смелым и невинным, Чье недолго уваженье К красоте телосложенья, Чтит язык лишь, всем прощая, кем он жив и насыщаем; Даже трусам и убогим Честь свою кладет под ноги. В своем странном снисхожденье Киплингу простит воззренья И Клоделю, под предлогом, тем, что пишет дивным слогом. Ужасы во тьме витают, Псы по всей Европе лают, Прячась в ненависть, народ, затаившись, что-то ждет; Тупость расцвела на роже В каждом встречном и прохожем. Скованным лежит во льдах Море жалости в глазах. Так держать, поэт, пусть прочат Путь твой к самой бездне ночи. Убеди непринужденно Жизни радоваться денно; Вырасти на поле строф Виноградник бранных слов. О несчастье пой в экстазе Горя, бедствия и грязи; Пусть из сердца — из пустыни Жизнь фонтаном бьет отныне. Научи из стен темницы — Как свободному молиться.
Над вереском ветер уносит росу, Под туникой вши и простуда в носу. Дождь мерно стучит в барабаны войны, Не знаю зачем, но я — воин Стены. Здесь серые камни туманы застелят, Подружка в Тангрии; один я в постели. Аулус повадился к ней на крыльцо, В нем все ненавистно: манеры, лицо. Пизо — христианин: рыбешка — их бог, Запрет целоваться бы ввел, если б мог. Продул я кольцо, что дала она, где-то, Хочу я девчонку мою и монету. Когда одноглазым уйду в ветераны, Глядеть буду в небо, зализывать раны.