денег.
В год нашего пребывания в Аргентине в стране обращалось бумажных денег на 4 836 600 тысяч песо, а к концу 1949 г. эта астрономическая цифра была перекрыта более чем в два раза и возросла до 9 799 900 тысяч песо. Естественно, что и так невысокая покупательная способность песо упала еще более.
Не помог правительству и недавний американский заем в 125 млн. долларов, ибо на эти деньги Аргентина обязывалась ввозить товары из США, тем самым подрывая свою национальную промышленность.
В настоящее время Аргентина занимает четвертое место в мире по количеству скота после Индии, СССР и США. Скотоводство ее приняло товарные формы. И, точно так же, как и зерновое хозяйство, оно в полной мере находится в зависимости от лихорадочных скачков в развитии капиталистического мира.
Во время второй мировой войны Аргентина резко увеличила производство и вывоз мяса, но в предвоенные кризисные годы скотовладельцы, точно так же как столетие назад, использовали только кожи из-за невозможности сбыть мясо. Правда, наметился некоторый «прогресс» в этом деле: жирные туши баранов не бросали зря, а использовали в качестве топлива, весьма, кстати, дефицитного в Пампе.
Область Пампы занимает исключительно важное место во всем хозяйстве Аргентины. Здесь в настоящее время сосредоточено три четверти населения страны, производится четыре пятых всех видов зерна, выращивается две трети всего поголовья скота; на территории Пампы наиболее густая сеть железных дорог, охватывающих три четверти всей железнодорожной сети Аргентины, и в пределах этой области производится девять десятых всей промышленной продукции страны.
В 1535 г. на низменном берегу Ла-Платы, за 275 км от океана, испанский авантюрист и завоеватель Педро де Мендоса основал город с длинным названием: Сьюдад-де-Нуэстра-Сеньёра-де-Буэнос-Айрес, смысл которого аргентинцы выражают как «Город святой девы — покровительницы моряков».
Впоследствии это пышное название превратилось просто в Буэнос-Айрес, теперь же большинство аргентинцев называют свою столицу коротко «Байрес», а на почтовых отправлениях пишут еще короче: «ВзАз».
Долгие годы по своем возникновении Буэнос-Айрес был единственным портом страны, через который совершалось все общение с внешним миром. Коренные обитатели Байреса получили тогда кличку «портеньо» — жители порта, которая зачастую и теперь применяется к жителям этого города.
Возникший на восточной окраине тогда еще совсем неведомой и неосвоенной Пампы, город обнаружил поразительные темпы роста с момента перехода Аргентины на путь высокотоварного капиталистического производства. В 1853 г. здесь было 91 тыс. жителей, в 1869 г. — 178 тыс., в 1887 г. — 433 тыс., в 1905 г. — более миллиона, в 1925 г. — 2 310 тыс. и в 1947 г. число жителей Байреса перевалило за 3 млн. Сейчас Буэнос-Айрес-крупнейший город не только Аргентины, но и всей Латинской Америки и даже всего Южного полушария. Так называемый «Большой Буэнос-Айрес», то есть с включением в город- скую черту ближайших к собственно Байресу населенных пунктов, в год нашего посещения насчитывал
4 миллиона 465 тысяч жителей, что составляло 28,5 % всего населения страны и 47 % ее городского населения.
Сохранив свое значение крупнейшего порта Аргентины (80 % всего ввоза и 40 % вывоза), Байрес стал центром промышленности страны, основное направление которой-переработка продуктов сельского хозяйства: мясохладобойни, мясоконсервные фабрики, кожевенные, обувные, текстильные, мукомольные и маслодельные заводы и т. д.
В Буэнос-Айресе развились и сталелитейные, лесопильные, машиностроительные и другие предприятия, связанные с городским строительством, строительством железных и шоссейных дорог. Всего в Байресе и его ближайших окрестностях около 10 тыс. крупных и мелких предприятий, в которых сосредоточена почти половина промышленных рабочих страны.
Как в области товарного сельского хозяйства, так и особенно в промышленности Аргентина находится в сильнейшей зависимости от иностранного капитала, в первую очередь от Англии и США. Особенно «стараются» в последнее время США, которые, находясь накануне кризиса производства, бросаются повсюду в погоне за рынками сбыта.
Будучи в последней четверти прошлого столетия городом торговой буржуазии, понастроившей просторные особняки и крупные жилые дома в частях города, примыкающих к порту и торговым кварталам, Байрес с быстрым ростом промышленных предприятий вскоре был окружен трущобами рабочего предместья. Пол-миллиона пролетариата населяет Байрес в условиях крайней скученности, типичной для американских го-родов.
Поезд Росарио-Байрес, приближаясь к столице, все чаще и чаще проносится мимо садов, чаще всего с цитрусовыми деревьями, сменяющими надоевшие уже нам поля с кукурузой.
Наконец, почти не сбавляя хода, экспресс врывается на окраину города и мчится в узком «канале» между жилых домов рабочего предместья. Здесь — типичная «одноэтажная Америка»; маленькие стандартные домики тесно прижаты один к другому; высунешь голову из окна и окажешься во дворе соседа.
Местами двадцать домиков подряд не отличимы один от другого. Местами рябит в глазах от пестроты внешне разных, но по существу тоже одинаковых домишек. На узкую улицу выходит «парадная» часть дома. Тыльная часть смыкается с таким же рядом домов параллель-ной улицы. Домики крохотные, один повыше, другой совсем низенький, а рядом вдруг дом с мезонином; пестрые крыши — то черепица, то цинк, то железо, окрашенное в зеленый цвет. Смотришь на эту картину (а улица за улицей следует вдаль), и кажется, будто огромное старое кладбище взяли и сдавили потеснее, оставив узкие дорожки среди стиснутых до отказа монументов, склепов, часовен, надгробий. И только одно отличие от кладбища здесь: на улице — ни деревца, ни кустика. Изредка лишь среди более обширного «владения» торчит жалкое деревцо, задыхающееся в кирпичном окружении.
Экспресс мчится дальше, мелькают склады и тыльные кирпичные стены громоздких домов центральной части столицы.
В Буэнос-Айресе издается несколько десятков газет, выходящих утром… днем… вечером…, одна перед другой стремящихся сообщить самые свежие новости. С оперативностью прессы мы знакомимся, едва вступаем на перрон под дебаркадером вокзала. К нам подходят два репортера, один немедленно щелкает аппаратом, другой «берет» интервью. Сергей Васильевич по-испански находу кратко сообщает о наших скромных ботанических интересах.
Поезд пришел по расписанию, это было в 12 часов 30 ми-нут местного времени. В 3 часа дня мы купили газету, в которой прочитали большую статью о нас. Значительная часть содержания повторяла то, что было напечатано в газетах Росарио, но был и «свежий материал» вокзального интервью и помещен фотоснимок. К чести газеты скажу, что в статье не было особенно выпирающей клюквы, но снимок… можно было бы заменить любым другим негативом, ибо на этом отпечатке даже родная мать никого бы из нас не опознала.
Следующее знакомство-с «тайной» полицией: после интервьюеров к нам подходит штатский молодой человек и сообщает, что он агент тайной полиции, подтвердив это показом некоей жестянки на нижней стороне лацкана пиджака.
Он спросил, чем может быть нам полезен. Мы сказали, что нам нужно поскорее такси.
Агент бросился сквозь толпу выходящих из подъезда пассажиров и через полторы-две минуты подкатил на такси. Усадив двоих из нас, он побежал вторично, по пути что-то сказав носильщику, и так же быстро вернулся.
Носильщик, подвозивший наши вещи на тележке, намекнул нам, что такси в это время очень трудно достать.
Повидимому, его намек мы поняли правильно и «оценили» аргентинскими песо усердие этого явного агента тайной полиции: он приятно улыбался, захлопнув за нами дверцу и напутствуя нас прощальными взмахами руки.
