Взводы гвардейскихъ солдатъ отъ разныхъ полковъ въ красивыхъ новыхъ мундирахъ стали появляться подъ командой капраловъ и сержантовъ, и ихъ разставляли часовыми на улиц?, у подъ?зда, въ передней, на широкой л?стниц? и до дверей самой пріемной. Это было сд?лано по приказу государя, въ знавъ особаго почета въ любимцу и посланнику новаго союзника-короля.
На большой л?стниц?, украшенной гирляндами и в?нками и покрытой краснымъ сукномъ, преображенскій сержантъ разставлялъ часовыхъ изъ своего взвода, и двухъ изъ нихъ поставилъ у самыхъ дверей, ведущихъ въ пріемную. Сержантъ былъ Шепелевъ, а одинъ изъ рядовыхъ, котораго онъ умышленно поставилъ не въ передней, и не на л?стниц?, а на томъ м?ст?, гд? будетъ видно вс?хъ гостей, былъ Державинъ. Но оба друга, сержантъ и рядовой, были какъ-то грустны. Шепелевъ былъ немного бл?денъ и снова почти въ такомъ же состояніи, какъ когда-то до своего свиданія съ Маргаритой у гадалки.
Державинъ былъ тоже грустенъ. Переводъ его въ голштинцы все не ладился съ великаго поста, а на двор? ужь май м?сяцъ. Вдобавокъ, хотя онъ и любилъ своего ученика, но невольно сталъ теперь завидовать ему. Этотъ добрый малый нич?мъ, конечно, не отличился, былъ такой же рядовой, какъ и онъ, а теперь, перескочивъ черезъ чины капрала и унтеръ-офицера, попалъ прямо въ сержанты, Богъ в?сть какъ, Богъ в?сть за что, — по какой-то странной, никому въ полку непонятной случайности, — по капризу принца Жоржа.
«И вотъ вся жизнь такъ пройдетъ», думалось рядовому Державину, съ ружьемъ на плеч?, когда онъ гляд?лъ на товарища-сержанта со шпагой. «Одному везетъ, а другому н?тъ. Почему одному везетъ, и почему другому не везетъ — сама матушка фортуна не знаетъ».
Балъ-маскарадъ у прусскаго посланника, объявленный за три дня передъ т?мъ въ город?, т.-е. вскор? посл? тайнаго подписанія мирнаго договора, над?лалъ много шума въ столиц?.
Голштинцы, и русскіе, и н?мецкіе, конечно, ликовали. Этотъ маскарадъ былъ видимый признакъ, что на ихъ улиц? праздникъ.
Партія елизаветивцевъ, конечно, негодовала, всякій со своей точки зр?нія. Одни говорили, что со смерти покойной императрицы прошло только четыре м?сяца, что это своего рода скандалъ. Другіе прибавляли, что Гольцъ могъ бы сд?лать простой балъ, но на см?хъ д?лаетъ маскарадъ прежде, ч?мъ кончился трауръ по государын?, бывшей всю жизнь врагомъ Фридриха.
Многіе являлись къ государын? спрашивать, по?детъ ли она. Екатерина Алекс?евна не отв?чала ни да, ни н?тъ, но въ ум? давно р?шила въ этотъ день забол?ть и остаться дома.
Многіе, какъ Разумовскіе и вообще близкіе люди покойной императрицы, чувствовали себя оскорбленными и тоже об?щались захворать и не быть въ маскарад?.
Но за день до перваго мая, прошелъ по лагерю елизаветивцевъ какъ бы пароль: вс?мъ быть въ маскарад?.
Одинъ изъ самыхъ молчаливыхъ на видъ и л?нивыхъ офицеровъ кружка Орловыхъ, Пассекъ — былъ въ то же время самымъ благоразумнымъ, осторожнымъ и тонкимъ.
Пассекъ былъ особенно близокъ и друженъ съ княгиней Дашковой и чаще другахъ бывалъ у нея. И она, и онъ разсудили, что не быть въ маскарад? прусскаго посланника, значитъ дать возможность врагамъ пересчитать и, такъ сказать, пом?тить вс?хъ главныхъ лицъ непріязненнаго лагеря. Дашкова, конечно, передала это государын?. Въ тотъ же вечеръ неизв?стными никому но, конечно, изв?стными государын? путями, весь лагерь елизаветинцевъ, явныхъ и см?лыхъ, осторожныхъ и боязливыхъ получилъ какъ бы приказъ готовить костюмы и мундиры и ?хать къ Гольцу.
И теперь не только т?, которые хот?ли умышленно захворать, стали собираться на балъ, но даже и т?, которые д?йствительно хворали.
Въ восемь часовъ уже начался шумъ на улиц?, крики кучеровъ и форрейторовъ, солдатъ и полицейскихъ, громъ копытъ и колесъ по мостовой; гости начали съ?зжаться.
Гольцъ встр?чалъ вс?хъ въ дверяхъ, отд?лявшихъ большую украшенную зеленью и в?нками л?стницу отъ прихожей, гд? на двухъ ст?нахъ, одинъ противъ другого, вис?ли два щита съ двумя государственными гербами — прусскимъ и россійскимъ.
И зд?сь сержантъ Шепелевъ, приглашенный любезно Гольцемъ находиться въ самой пріемной, въ качеств? дежурнаго, могъ вид?ть весь высшій столичный кругъ.
Зд?сь въ часъ времени прошли вс? министры, послы, фельдмаршалы, сенаторы, вс? красавицы и львицы. Вс? пожилые люди были, конечно, въ своихъ мундирахъ, но молодыя женщины и многіе офицеры гвардіи были въ костюмахъ.
И подъ звуки огромнаго оркестра на хорахъ, весь щегольской домъ Гольца переполнился блестящей, сіяющей, даже сверкающей, какъ радуга, всевозможными цв?тами, шумной и гульливой толпой. Многіе были просто костюмированы, другіе въ маскахъ. Большая часть проходившихъ съ замаскированными лицами тайкомъ и быстро показывали лицо свое хозяину дома изъ в?жливости, какъ бывало принято, или же просто знакомъ, двумя словами знакомаго голоса, какъ бы называли себя. Часто Гольцъ не могъ разслышать голоса встр?чаемыхъ, но д?лалъ видъ, что узнаетъ…. Отчасти, въ глазахъ его начинало уже рябить отъ этой вереницы пестрыхъ костюмовъ и мундировъ, отчасти и музыка м?шала, и гулъ голосовъ бес?дующихъ гостей, который см?шивался съ музыкой и иногда даже заглушалъ звуки литавръ и трубъ. Шепелевъ стоялъ у ст?ны невдалек? отъ входныхъ дверей и глазъ не спускалъ съ порога, гд? красивый посланникъ принималъ гостей. Ему казалась странной та случайность, что именно его было приказано послать по наряду дежурнымъ на балъ къ этому единственному челов?ку во всемъ Петербург?, котораго онъ вс?мъ сердцемъ, вс?мъ юношескимъ пыломъ ненавид?лъ и проклиналъ.
Онъ былъ уб?жденъ, что это его счастливый соперникъ; не будь его на св?т?, быть можетъ, она не обошлась бы съ нимъ такъ, какъ обошлась въ посл?дній разъ въ квартир? Позье. И что за капризъ сказать, что она даже не графиня? Шепелевъ уже посл? сообразилъ, что она могла скрывать свое имя отъ Позье, что онъ сд?лалъ нескромность. Но почему же она не пустила его къ себ?? Почему обошлась такъ гордо и гляд?ла на него такъ презрительно, такимъ оскорбительнымъ взглядомъ? Нав?рное онъ, этотъ Гольцъ — его счастливый соперникъ! Онъ чувствовалъ, что глубоко ненавидитъ этого челов?ка, а, между т?мъ, эта ревность, эта ненависть казалась для него самого глупою и см?шною. Что общаго между нимъ, юношей сержантомъ, и этимъ молодымъ красавцемъ, который ужь теперь первая личность двухъ странъ, важное государственное лицо въ Пруссіи и, по общему отзыву, теперь самое вліятельное лицо и въ русскомъ государств??!..
— Онъ любимецъ Фридриха II и Петра III, а я любимецъ…. Квасова! грустно шутилъ юноша.
И въ Шепелев? совершалась томительная борьба, сказывавшаяся какою-то острой болью на сердц?, какою-то страшной тягостью въ голов?, во всемъ существ?. Пускай бы она не любила его! Онъ не стоитъ любви такой женщины! Что онъ такое? Мальчишка! Не она любитъ, вотъ, этого! За что? За то лишь, что онъ посланникъ.
И юноша, постоянно, то и д?ло, какъ бы забывался, стоя близъ ст?ны прихожей. Вереницы яркихъ костюмовъ и масокъ вились передъ его глазами, но онъ почти не гляд?лъ на нихъ. Изр?дка рука его, державшая обнаженную шпагу, судорожно стискивала эфесъ и глаза впивались въ фигуру элегантнаго и красиваго хозяина дома, въ блестящемъ мундир?.
Если бы Гольцъ им?лъ время обернуться на юношу дежурнаго, съ обнаженной шпагой въ рук?, и прим?тить его взглядъ, то, конечно, не смотря на свои заботы, онъ бы все-таки призадумался….
А, между т?мъ, сержантъ не могъ оторвать взора отъ дверей еще по другой причин?. Онъ каждую минуту ожидалъ появленія именно той, отъ которой такъ мучился и страдалъ. Онъ зналъ нав?рное, что графиня Скабронская будетъ въ числ? приглашенныхъ дамъ, какъ близкій другъ хозяина.
Наконецъ, на н?сколько минутъ вереницы гостей, входившихъ по л?стниц?, громъ и гулъ подъ?зжавшихъ экипажей, вдругъ превратились…. Вс? съ?хались.
«А ея н?тъ!» думалъ Шепелевъ. Но онъ ут?шался мыслію, что и государь еще не прі?халъ. Разумовскихъ еще н?тъ, Воронцевой еще н?тъ.
Гольцъ зам?тилъ перерывъ въ съ?зд? гостей и обрадовался возможности отойти отъ дверей и отдохнуть. Такъ какъ каждое слово его въ этотъ вечеръ могло быть зам?чено, разсказано, перетолковано, то онъ р?шилъ заран?е почти не говорить ни съ к?мъ изъ высшихъ сановниковъ, въ отд?льности, т. е. безъ свид?телей, и, вообще, мало говорить, подъ предлогомъ хлопотъ хозяина.
Теперь, въ свободную минуту, онъ зам?тилъ въ той же прихожей будто стерегущихъ его: фельдмаршала Трубецкаго, Теплова и новаго врага своего, на дняхъ поб?жденнаго имъ, тайнаго секретаря
