— Да-съ, черезъ силу вымолвилъ наконецъ Шепелевъ.
— Въ такомъ случа?, вы исполните мою просьбу. Очень важную просьбу! Гораздо бол?е важную, нежели она вамъ покажется, нежели вы думаете. Сегодня зд?сь будетъ на бал?, должна быть каждую минуту, одна замаскированная, недавно прі?хавшая прямо изъ В?ны и не знающая никого въ Петербург?, незнакомая даже лично съ господиномъ посланникомъ, хотя и приглашенная имъ сегодня. Если я или баронъ будемъ въ эту минуту зд?сь въ дверяхъ, то моя просьба въ вамъ окажется излишней, но если ни меня, ни барона не будетъ, то я прошу васъ провести эту даму. Она предупреждена и двинется прямо за вами. Вы, идя предъ ней, незам?тно проведите ее къ посланнику, и, найдя его среди гостей, знакомъ укажите ее. Поняли вы меня?
— Понялъ. Это я понимаю! Но за то, кром? этого, я ничего не понимаю, выговорилъ Шепелевъ, немного придя въ себя. — то, что для меня вопросъ жизни и смерти, того я не понимаю. Неужели вы, графиня…
— Ну, объ этомъ посл?, р?зко выговорила она. — Теперь не время и я… Вы поняли мою просьбу?
— Да-съ.
— A какъ вы узнаете ту даму, про которую я говорю? разсм?ялась кармелитка.
Шепелевъ подумалъ и вымолвилъ неохотно и даже съ отт?нкомъ грусти въ голос?:
— Да, правда. Какъ же мн? узнать ее?
— Я вамъ скажу ея костюмъ. Ее зам?тить будетъ не мудрено. Она явится на этотъ яркій и пестрый балъ, какъ пятно.
— Признаюсь, не понимаю.
— Да. Ея костюмъ будетъ… среди другихъ, какъ черное чернильное пятно среди б?лой бумаги.
Юноша не понялъ. Маргарита повторила:
— Она явится въ черномъ съ головы до ногъ. Понимаете?
— Понимаю-съ.
— Ошибиться мудрено, я над?юсь…
— Мужчины, графиня, вообще не ошибаются, какъ можетъ ошибиться женщина, грустно выговорилъ Шепелевъ. — Женщина, въ особенности красавица и кокетка, можетъ ошибкой дать даже поц?луй.
— По ошибк? поц?луя не даютъ, а даютъ иногда… изъ жалости! разсм?ялась Маргарита.
— За это, право… вдругъ глухо выговорилъ Шепелевъ. — Право, можно зар?зать…
— Тутъ, на бал?… Полноте… Вотъ и видно: ребенокъ. Да неужели вамъ не жалко было бы убить женщину, которую вы любите?.. И какъ любите! В?дь вы говорите, что умираете отъ любви.
И Маргарита звонко расхохоталась, но немного искусственнымъ см?хомъ.
— Пощадите, графиня… упавшимъ голосомъ вымолвилъ Шепелевъ.
— Ну, такъ помните, не спутайте. Окажите эту милость для меня. Исполните, какъ сл?дуетъ, мою просьбу объ маск?.
И Маргарита, весело и безпечно см?ясь, отошла отъ Шепелева и прошла въ бальную залу. Онъ былъ возмущенъ до глубины души ея словами и голосомъ, и см?хомъ.
«Понадобился на то, на что годился бы всякій лакей въ дом?, - озлобленно подумалъ онъ. — Господи! Неужели ужь нельзя перестать любить ее? Бросить, забыть… Ну, влюбиться въ другую! Она жестокосердая, злая… Ей все только см?хъ… Можетъ быть, зд?сь, на бал?, челов?къ сто, которыхъ она такъ же ц?ловала, какъ и меня?»
И долго размышлялъ юноша. Ему, конечно, доставило наслажденіе возможность поговорить съ ней хотя минуту, но ?дкое, горькое чувство какъ будто еще прибавилось. Она насм?халась надъ нимъ. Понятно, она даже явилась изъ такой комнаты, гд? можетъ остаться до утра, которую почему-то заготовилъ ей: заран?е хозяинъ дома. И Шепелевъ вдругъ злобно разсм?ялся.
Въ эту же самую минуту въ зал? и прихожей началось маленькое волненіе.
Гольцъ двинулся снова къ дверямъ л?стницы, но спустился по ней до низу, а всл?дъ за нимъ хлынула и пестрая, блестящая кучка сановниковъ. И черезъ н?сколько минутъ прихожая и вся л?стница были полны вышедшими на встр?чу гостями. Только узкое свободное пространство оставалось по л?стниц?. Прі?халъ государь.
Шепелевъ на минуту забылъ свое горе. Онъ р?дко и издали видалъ государя и ему хот?лось теперь не упустить этого единственнаго случая вид?ть русскаго монарха не на кон?, не на плацу, а простымъ гостемъ на бал?.
Черезъ н?сколько минутъ государь, взявъ подъ руку Гольца, поднялся по л?стниц?, весело кивая головой на право и на л?во, изр?дка подавая руку, преимущественно старикамъ и иностраннымъ посламъ. За нимъ всл?дъ поднимался по л?стниц? принцъ Жоржъ, а за Жоржемъ непрем?нный хвостъ его, всей гвардіи ненавистный Фленсбургъ. Вс? прошли въ залъ. Грянула музыка и начался менуэтъ.
Тотчасъ же стало изв?стно на бал?, что государыня хвораетъ и быть не можетъ.
Шепелевъ, занятый своей заботой, все-таки невольно зам?тилъ посл? этой в?сти много сіяющихъ и торжествующихъ лицъ. Вскор? мимо него прошли и стали невдалек? два сановника. Шепелевъ зналъ, что одинъ — воспитатель насл?дника, а другой — наперсникъ и другъ братьевъ Разумовскихъ. Эти два челов?ка считались во всемъ Петербург? самыми умными и самыми образованными, учившимися заграницей. Юноша слыхалъ даже, что Панинъ, не любимый императоромъ, считался въ лагер? елизаветинцевъ и былъ въ числ? явныхъ друзей императрицы. Онъ слыхалъ тоже, что Тепловъ голштинецъ, горячій и искренній приверженецъ императора, другъ вс?мъ н?мцамъ, ибо говоритъ великол?пно по-н?мецки и воспитывался въ германскомъ университет?. Шепелеву было даже интересно поближе разсмотр?ть Теплова, такъ какъ говорили, что оба графа Разумовскіе у него въ рукахъ и д?лаютъ, что онъ прикажетъ. Если бы не этотъ Тегповъ, то Разумовскіе, по словамъ Квасова, были бы еще бол?е любимы въ столиц?, но теперь ихъ стали любить меньше, потому что Тепловъ заставилъ ихъ тоже сд?латься чуть не голштинцами.
Идя мимо и не обращая вниманія на сержанта, Панинъ горячо воскликнулъ:
— Однако же, позвольте, Григорій Николаевичъ. Положимъ даже, что она и не захворала, положимъ, что ей не захот?лось бытъ на этомъ торжищ?, гд? празднуется позоръ россійской имперіи. Наконецъ, вспомните, что сегодня только четыре м?сяца и одна нед?ля, что скончалась государыня. Можно было бы пообождать скоморошествовать и всякіе дурацкіе костюмы напяливать на себя.
— Не согласенъ, Никита Ивановичъ, спокойно отозвался Тепловъ. — Вы знаете мой образъ мыслей на счетъ всего этого. Договоръ этотъ я не считаю позорнымъ: у насъ будетъ надежный союзникъ. Земли мы ему отдали назадъ такія, которыми влад?ть бы не могли, которыя никогда россійскими бы не сд?лались. Что касается до бол?зни ея величества, то скажу даже съ вашей и ея точки зр?нія: не хорошо мелочами раздражать государя и общественное мн?ніе. Что стоило сюда прі?хать, когда зд?сь вся столица, и зд?сь, наконецъ, самъ Разумовскій, Алекс?й Григорьевичъ, которому, какъ вы знаете, покойная государыня тоже была не чужой челов?къ, многозначительно и налегая на посл?днія слова выговорилъ Тепловъ. — Ему еще тяжел?е въ его трудномъ положеніи черезъ четыре м?сяца на этомъ пляс? быть, однако прі?халъ.
Шепелевъ заслушался было бес?ды двухъ сановниковъ, говорившихъ такія слова, которыя р?дко удавалось слышать простому сержанту. Если бы они знали, что сержантъ ихъ слушаетъ и понимаетъ, то, конечно, понизили бы голосъ. Тайная канцелярія и «слово и д?ло», еще недавно уничтоженныя, были еще вс?мъ памятны. A въ канцеляріи не разбирали кто простой челов?къ, хотя бы даже разнощикъ, и кто сановникъ, хотя бы даже фельдмаршалъ.
И Шепелевъ напрягалъ свой слухъ, чтобы слышать окончаніе бес?ды двухъ остановившихся невдалек? сановниковъ.
Но въ эту минуту онъ вдругъ ахнулъ. Порученіе той, которая могла все приказать, могла приказать даже умереть…. это порученіе приходилось теперь исполнить.
Въ дверяхъ пріемной появилась маска. Шепелевъ двинулся, да и не онъ одинъ! Вс? бывшіе недалеко отъ него и даже спорящіе Панинъ и Тепловъ, вс? до единаго, обернулись и двинулись впередъ… и смутный гулъ одобренія, если не восторга, сорвался у вс?хъ съ языка. Вс? ахнули, любуясь…
XXXIV
