не шаги, а б?готня десятка челов?къ и крики. Если бы шайка грабителей ворвалась въ домъ, то, конечно, переполохъ былъ бы не большій.
Настя, еще од?тая, и Василекъ, разд?тая на половину, выскочили об? тоже въ корридоръ. Гарина с?ла на постели и даже перекрестилась. Н?сколько мгновеній ломала она себ? голову, чтобы придумать, что могло быть, и ничего не придумала.
Наконецъ, въ комнату влет?ла Василекъ и, задохнувшись, замахала руками… Она хот?ла что-то сказать тетк?, но опустилась на кресла и, если не лишилась сознанія, то лишилась способности произнести хоть одно слово.
A въ корридор? шумъ увеличивался и приближался къ горниц? Гариной. И вдругъ Пелагея Михайловна, гляд?вшая въ растворенную Василькомъ дверь, вскрикнула, какъ если бы ее ударили ножомъ.
Въ дверяхъ показался совершенно незнакомый кирасиръ. Черезъ н?сколько секундъ появленіе ночныхъ пос?тителей объяснилось и, какъ громъ, поразило вс?хъ въ дом?. Офицеръ съ двумя конными явился арестовать госпожу Гарину и двухъ княженъ Тюфякиныхъ.
Вс? три женщины совершенно помертв?ли отъ страха. Первая, пришедшая въ себя, Василекъ обратилась въ незнакомому кирасиру съ вопросомъ:
— Не ошибаетесь-ли вы? Насъ-ли?
Офицеръ съ н?мецкимъ акцентомъ объяснилъ, что ошибки н?тъ никакой.
— Да за что же? вымолвила Василекъ. — По чьему приказанію?
— По приказанію изъ канцеляріи, по приказу Гудовича, а за что собственно, вамъ лучше знать!
— Намъ?.. Но мы ничего не знаемъ…
— Странно… Впрочемъ всегда, вс? такъ говорятъ. Я только слышалъ, что вы кого-то ограбили. Вашъ братецъ уже арестованъ.
При этихъ словахъ Настя, стоявшая недалеко отъ офицера, вскрикнула и упала на полъ безъ чувствъ. Крики и вопли людей, плачъ, сумятица продолжались около получаса.
Одна княжна Василекъ понемногу стала совершенно спокойна, только в?чно ясные, добрые глаза ея, быть можетъ, въ первый разъ за все ея существованіе были холодно-злобны. Она медленно, спокойно, сдержанно и говорила и распоряжалась. Сначала привела она въ чувство сестру, потомъ стала помогать тетк? од?ваться.
— Не тревожьтесь. Полноте! Не кричите! Не плачьте! повторяла она вс?мъ:- б?ды никакой н?тъ. Мы знаемъ, что ни въ чемъ не виновны. Тутъ ошибка какая-нибудь. Только срамъ будетъ великъ, а б?ды никакой н?тъ.
Офицеръ хот?лъ посадить вс?хъ трехъ на большую тел?жку, въ которой прі?халъ. Василекъ стала просить его дозволить имъ ?хать въ своей карет?.
— Смотря по тому, какихъ коней впрягутъ, холодно сказалъ офицеръ. — Если плохіе кони — можно; а на хорошихъ нельзя, а то вы у насъ изъ виду ускачете.
Однако, въ конц? концовъ, офицеръ все-таки позволилъ ?хать женщинамъ въ своемъ собственномъ экипаж?.
Черезъ часъ времени посл? появленія кирасира и переполоха въ дом? карета Тюфякиныхъ, запряженная цугомъ, тихо двинулась среди ночной тишины. На козлахъ сид?лъ одинъ кирасирскій солдатъ, а около кареты ?хали верхомъ офицеръ и еще два солдата.
Путешествіе это продолжалось долго, такъ какъ арестованныхъ прямо везли въ канцелярію Гудовича. По крайней м?р? имъ не пришлось срамиться и ?хать днемъ черезъ весь городъ. Арестованныя были тотчасъ заперты въ большую горницу дворянскаго отд?ленія.
Опекунша, казалось, лишилась вс?хъ чувствъ и сознанія окружающаго и всего совершающагося съ нею. Настя гляд?ла косо, холодно и злобно. Одна Василекъ была совершенно спокойна, немного грустна и еще н?жн?е обращалась съ теткой и съ сестрой.
«Б?ды не будетъ! Господь не попуститъ правымъ пострадать»! кр?пко в?рила и думала Василекъ. «Но срамъ великъ… Т? же арестантки»…
На утро Пелагею Михайловну позвали первую съ допросу, зат?мъ об?ихъ княженъ. Гудовичъ обходился со вс?ми тремя в?жливо, но вс? три женщины вернулись съ допроса смущенныя. Вс?мъ тремъ показалось, что ихъ умышленно хотятъ во что бы то ни стало запутать въ д?ло, о которомъ он? не им?ли никакого понятія. Изъ допросовъ он? поняли, что ихъ подозр?ваютъ въ краж? чего-то… Имъ не сказали даже въ чемъ д?ло. Ихъ спрашивали о разныхъ непонятныхъ имъ вещахъ. У Гариной долго допытывались, знаетъ-ли она брилліантщика Позье… Бывала-ли на квартир? Гл?ба? Есть-ли у нея знакомые жиды?…
Между т?мъ, д?ло было самое простое. В?чно сонный лакей князя Егора, продержавъ футляръ съ нед?лю у себя, пошелъ, наконецъ, шататься изъ магазина въ магазинъ, продавая этотъ красивый, пунцовый ларецъ отъ неизв?стной ему вещи. Наконецъ, онъ зашелъ и въ лавку н?мца, пріятеля Позье, который давно зналъ исторію пропажи букета, а когда-то вид?лъ у Позье и букетъ, и футляръ. Разум?ется, Егоръ тотчасъ же былъ схваченъ и признался, что нашелъ вещь въ печи, куда ее кто-то запряталъ, в?роятно, самъ баринъ…
Гудовичъ сразу догадался, когда именно князь его обокралъ. Онъ вызвалъ его въ себ? и прямо поставилъ вопросъ и предложеніе:
— Гд? букетъ?.. Или кнутъ и Сибирь!
Пораженный внезапнымъ раскрытіемъ своего преступленія и своей сокровенной тайны, Тюфякинъ чуть не лишился чувствъ и тотчасъ же сознался во всемъ…
По дорог? въ Митаву былъ тотчасъ же посланъ фельд?егерь въ догонку за жидомъ.
Князь ни слова не сказалъ про сводныхъ сестеръ и тетку. Онъ даже самъ забылъ о нихъ подъ ударомъ, его постигшимъ. Гудовичъ не счелъ нужнымъ ихъ спрашивать, какъ свид?тельницъ, но въ канцеляріи нашлись люди, «приказныя піявки», насл?діе еще Бироновыхъ временъ, которые уб?дили л?ниваго и безхарактернаго Гудовича притянуть къ д?лу богатыхъ княженъ и ихъ богатую опекуншу, не какъ свид?тельницъ, а участницъ преступленія. И Гудовичъ согласился… Одинъ изъ главныхъ воротилъ канцеляріи, родомъ мордвинъ, но статскій сов?тникъ и кавалеръ, нам?тилъ Тюфякиныхъ и началъ, какъ паукъ, раскидывать паутину… A наивный Гудовичъ ничего не вид?лъ. Даже Гольцу, за?хавшему утромъ, показался страннымъ допросъ княженъ. Самъ князь Гл?бъ, узнавъ про арестъ сестеръ, былъ въ негодованіи и р?зко, дерзко выговаривалъ Гудовичу, что одинъ онъ виноватъ, и что сестры слишкомъ богаты, чтобы воровать. Однако, посл? перваго допроса и Гарина, и княжны были оставлены для дальн?йшаго разсл?дованія д?ла!..
На утро, черезъ н?сколько часовъ посл? ареста княженъ и опекунши, Квасовъ, по обыкновенію, отправился п?шкомъ къ своимъ новымъ друзьямъ.
Когда онъ вошелъ во дворъ, то увидалъ кучку людей, сид?вшихъ на скамеечкахъ, около флигеля. Вс? они сразу повскакали съ м?стъ и бросились на встр?чу къ доброму барину Акиму Акимовичу, котораго вс? усп?ли полюбить. Они обступили Квасова, предполагая, что онъ все знаетъ, и стали разспрашивать о господахъ. Что съ ними? живы-ли они, что съ ними будетъ и за что такая б?да?!.
Квасовъ, ничего еще не понявшій вполн?, стоялъ, какъ громомъ пораженный, почуявъ несчастіе. Разспросивъ людей въ свой чередъ подробно о ночномъ арест? Гариной и княженъ, Квасовъ не вымолвилъ ни слова, кое-какъ доплелся до ближайшей скамейки и тяжело опустился на нее. Онъ чувствовалъ, что не устоитъ на ногахъ.
Люди окружили его, и снова наступило мертвое молчаніе. За что были арестованы господа, люди, конечно, не знали и многіе изъ нихъ, уже пожилые, помнившіе царствованіе Анны Іоанновны, р?шили д?ло по своему.
— «Языкъ» опять пошелъ ходить, говорили они:- «слово и д?ло» кто-нибудь сказалъ на барышенъ и на барыню.
Наконецъ, Квасовъ какъ-бы пришелъ въ себя.;
— Есть у васъ какая тел?жка? вымолвилъ онъ. — Коли есть, запрягай скор?й, по?демъ въ городъ разузнавать и хлопотать, а п?шкомъ и до вечера ничего не сд?лаешь.
Главный кучеръ Тюфякиныхъ бросился къ конюшн?, и черезъ четверть часа Квасовъ уже вы?зжалъ со двора на лучшемъ рысак? княженъ.
Прежде всего Акимъ Акимовичъ вернулся въ полкъ и отправился разспрашивать вс?хъ старшихъ
