Въ театр? въ двухъ ложахъ направо и нал?во отъ публики, другъ противъ друга, будто умышленно, занимая два крайніе номера, сид?ли дв? женщины, на которыхъ постоянно, при мал?йшемъ ихъ движеніи, обращалось всеобщее вниманіе.
Нал?во сид?ла въ эффектномъ оранжевомъ костюм?, отд?ланномъ чернымъ бархатомъ и вышитомъ серебромъ по черному, какъ всегда красивая, но н?сколько неспокойная, тревожная, нервно настроенная, графиня Скабронская. Она вовсе не смотр?ла на сцену и, не переставая, шепталась съ прусскимъ посломъ, котораго вызвала изъ города и назначила свиданіе въ театр?. Гольцъ былъ тоже видимо неспокоенъ. Не смотря на то, что публика не спускала съ нихъ глазъ, они не переставали шептаться.
Предметъ ихъ бес?ды, очевидно, былъ не простой, а крайне важный. Покинутъ театръ и поговорить наедин? они боялись, такъ какъ Петръ ?едоровичъ могъ бы принять ихъ отсутствіе на свой счетъ, приписать своей дурной игр? на скрипк?. Приходилось говоритъ въ театр? и при тысяч? нескромныхъ глазъ.
Направо, прямо противъ ихъ ложи, сид?ла другая красавица, которая не уступала красотою Маргарит?. Одежда ея траурная, черная съ головы до ногъ, р?зко бросалась въ глаза среди пестрыхъ, разноцв?тныхъ костюмовъ вс?хъ дамъ. Лицо ея было не только сумрачно, но даже печально. Она не смотр?ла на сцену, но и не шепталась ни съ к?мъ, а, опустивъ глаза и глубоко задумавшись, сид?ла неподвижно. За нею въ глубин? ложи сид?ла фрейлина и какой-то придворный. Это была императрица, которой приказали прі?хать изъ Петергофа и присутствовать на спектакл?. Это было сд?лано ей на см?хъ.
Наканун? Петръ ?едоровичъ узналъ отъ Гудовича, что жена говорила кому-то и радовалась, что ее не приглашаютъ на увеселенія и празднества Ораніенбаума.
— Ну, такъ я заставлю ее прі?хать! воскликнулъ онъ.
И въ этотъ вечеръ государыня явилась въ театръ, но р?шилась протестовать, хотя бы своимъ чернымъ траурнымъ платьемъ, съ котораго только ради приличія сняла плерезы.
Н?сколько разъ во время спектакля государыня и Маргарита обм?нивались странными взглядами. Маргарита, глядя на нее, думала:
«Знаешь-ли ты, что не нынче-завтра я буду просить арестовать тебя, сослать въ монастырь и постричь. A эта просьба моя будетъ исполнена охотно. И тогда, знаешь-ли ты, кто можетъ вскор? занять твое м?сто?»
И эти мысли заставили сердце Маргариты замирать какъ-то особенно. Ничего подобнаго она не чувствовала никогда за всю свою жизнь.
Императрица, съ своей стороны, взглядывала спокойнымъ взоромъ, будто м?ряя эту авантюристку, явившуюся въ Петербургъ Богъ в?сть откуда, прикрываясь именемъ глупаго полурусскаго вельможи.
Государыня знала отлично, что эта красавица — не глупая Воронцова и вообще не изъ т?хъ безграмотныхъ и глупыхъ женщинъ, которыми такъ много и часто на ея глазахъ увлекался государь. Государыня смотр?ла на Маргариту и думала:
«Я одна, быть можетъ, знаю, ч?мъ ты можешь быть, если судьба не захочетъ заступиться за меня. Въ этой стран?, добродушной и слабодушной, съ горстью просв?щенныхъ людей, съ легіонами темнаго народа — все возможно! Какъ легко и просто могу я черезъ м?сяцъ, покуда онъ будетъ тамъ на войн?, сд?латься регентшей государства, а, можетъ быть, и бол?е… Такъ точно и ты!.. Завтра меня могутъ легко и просто при помощи солдатъ свезти и бросить въ келью дальняго монастыря на окраин? громадной страны. Тогда съ тобой также легко и просто можетъ быть то же, что было всего сорокъ л?тъ тому назадъ на памяти многихъ еще живыхъ. Ту звали Мартой, тебя звать Маргаритой. До сихъ поръ судьба ваша почти одинакова. Онъ неум?ренно ниже того, глуп?е, безхарактерн?е, а ты неум?ренно умн?е и красив?е той. Сначала изъ Маргариты ты сд?лаешься Анной или Елизаветой, какъ я изъ Софіи-Фредерики стала Екатериной. A зат?мъ бол?зненный императоръ можетъ преждевременно сойти въ могилу, а у тебя, быть можетъ, уже будетъ сынъ. И вотъ явится на глазахъ удивленнаго… даже н?тъ… не удивленнаго, а боязливаго или равнодушнаго люда… явится императрица Анна II или Елизавета II. Все это кажетъ сказкой изъ тысячи и одной ночи. Но я в?рю въ возможность этихъ сказокъ на берегахъ Невы. Такая сказка можетъ быть и со мной, можетъ быть и съ тобой. И теперь въ эту минуту никто не знаетъ, одинъ Господь знаетъ, про кого услышитъ Россія и Европа: про Екатерину II или про Елизавету II. Если эти слова: „Елизавета II“ кажутъ безсмыслицей, то слова „Екатерина II“ еще бол?е безсмыслица! Въ пользу Елизаветы II императоръ, дворъ, часть гвардіи, ему подвластной. Эта сказка им?етъ за собою завонную силу! A сказка объ Екатерин? II — сказка противозаконная. За нее, если дурно и не искуссно разскажутъ ее, — законъ поснимаетъ съ плечъ много умныхъ и благородныхъ россійскихъ головъ».
И отъ мыслей этихъ государыня надолго поникла головой. Ее привелъ въ себя в?жливый голосъ фрейлины, говорящей, что представленіе кончилось.
Она очнулась и вздохнула. Вс? въ театр? были на ногахъ, н?которые выходили, а противъ нея въ своей лож? уже стояла эта авантюристка… стройная, изящная. и какъ-то величественно, дерзко и гордо оглядывалась кругомъ на публику. И государыня, грустно улыбаясь, шепнула невольно:
— Ч?мъ не Елизавета II!..
И въ этотъ же самый мигъ, будто какимъ-то тайнымъ, нев?домымъ людямъ в?яньемъ, Маргарита, огляд?въ пеструю толпу, взглянула на поднявшуюся съ своего м?ста государыню и встр?тилась съ нею не только глазами, но встр?тилась и помыслами:
«Ты красавица императрица! Но, — подумалось мгновенно Маргарит?,- но, если бы я была на твоемъ м?ст?, то… я чувствую!.. я была бы не ниже!.. я была бы только… на своемъ м?ст?!..»
XXXVI
На разсв?т? государь въ шлафрок? прошелъ изъ одной половины дворца въ другую къ себ? въ спальню.
Нарцисъ, дожидаясь возвращенія государя, не см?лъ ложиться спать и теперь, положивъ руки на столъ, а на нихъ свою курчавую голову, храп?лъ на всю комнату.
Государь былъ въ веселомъ настроеніи духа и подшутилъ надъ Нарцисомъ такъ, что негръ вскочилъ и, со сна, началъ орать на весь дворецъ.
— Тише, дуракъ! это я! испугался Петръ ?едоровичъ, что Нарцисъ со сна не узнаетъ его и пол?зетъ драться.
Государь прошелъ въ свою спальню, с?лъ на кровать и протянулъ ноги негру. Нарцисъ, какъ и всегда, бережно сталъ стаскивать съ нихъ узкіе башмаки и длинные чулки.
— Слушай, Нарциска! воскликнулъ Петръ ?едоровичъ:- знаешь-ли ты, что сегодня будетъ?
— Знаю! соннымъ голосомъ отв?чалъ Нарцисъ. — Сегодня 27-е, ну, стало быть, въ Гастилицу съ Разумовскому графу пировать по?дете.
— Эва диковина! A что я тамъ сд?лаю?
— Венгерскаго или какого другого…
— Врешь! прервалъ государь. — Это тоже не диво! Я тамъ «Алекс?евну» увижу и прямо оттуда ее въ монастырь сошлю. Д?ло р?шенное, сейчасъ честное слово далъ. Понимаешь, дуракъ? Я своему честному слову никогда не изм?няю. Если монархи не будутъ держать своего слова, то тогда и міру конецъ, весело болталъ государь и, улегшись въ постель, вел?лъ Нарцису разбудить себя не ран?е часу дня.
— Въ два Разумовскіе уже кушаютъ, зам?тилъ Нарцисъ.
— Не твое д?ло, черный чертъ!
Въ два часа дня государь уже всталъ и быстро собирался. Экипажи уже были поданы. Онъ прошелъ снова на половину Маргариты и, найдя ее въ утреннемъ пеньюар?, остановился въ удивленіи.
— Разв? вы все таки не ?дете въ Гастилицу?
— Я вамъ сказала, что н?тъ! отозвалась графиня, улыбаясь и не вставая съ своей кушетки.
Государь гляд?лъ на нее въ удивленіи и, наконецъ, сталъ упрашивать. Маргарита отказалась на отр?зъ.
— Отчего вы не хотите? Ну, пожалуйста. Для меня.
