— Ни за что! сказала Маргарита. — Во первыхъ, ни фельдмаршалъ, ни гетманъ меня не звали. Во вторыхъ, тамъ будетъ, я знаю нав?рное, императрица. Хотя она россійская государыня, а я простая придворная дама, но т?мъ не мен?е я не могу позволить ей унижать мое чувство собственнаго достоинства.
— Что это значитъ? вспыхнулъ слегка государь.
— Этого я не скажу…. Богъ съ ней!..
— Н?тъ, я требую! Скажите. Что она сд?лала? Когда!
— Извольте…. Вчера въ театр? она хохотала каждый разъ, какъ вы играли соло… Я, невольно глядя на нее, пожала плечомъ… Она такъ взглянула на меня, съ такимъ презр?ньемъ что я хот?ла выйдти изъ ложи и уйдти къ себ?. И если я осталась, то только потому, что мн? хот?лось дослушать ваше соло на скрипк?.
Государь-артистъ слегка покрасн?лъ.
Говоря это, Маргарита думала:
«Какъ я скоро выучилась великол?пно лгать.»
— Но в?дь я вамъ об?щалъ, слово далъ и исполню его, сегодня-же! При васъ ее возьмутъ и прямо изъ Гастилицы повезутъ въ Петербургъ. A зат?мъ или на Смольный дворъ или, можетъ быть, прямо въ Шлиссельбургъ.
— Сд?лайте это, ваше величество, и тогда я пов?рю. И тогда и Разумовеніе, и другіе не посм?ютъ меня не приглашать. Я знаю, что я не особенно знатнаго происхожденія, и графиня только по мужу. Но что-же такое — Разумовскіе? Простые козацкіе пастухи!
Государь стоялъ почти печальный, Маргарита хот?ла испортить ему весь день.
— Такъ не по?дете? выговорилъ онъ.
— Не по?ду, не по?ду и не по?ду… воскликнула Маргарита горячо. — Мое положеніе настолько тяжело при встр?чахъ съ ней, что если-бы я знала нав?рное, что вы способны не исполнить слова, даннаго мн? сегодня, т. е. вчера… н?тъ т. е. сегодня….
И Маргарита улыбнулась….
— Если бы я знала нав?рное, что вы изъ Гастилицы не отдадите приказа ее арестовать, то я бы сейчасъ же покинула Ораніенбаумъ, а, можетъ быть, и Россію.
— Ну, этого не будетъ! воскликнулъ государь. — Вотъ увидите. Я ей задамъ!
Черезъ н?сколько часовъ, въ пышной резиденцій графа Разумовскаго, гд? было мало приглашенныхъ, но была государыня, разыгралась тяжелая, многимъ памятная сцена. Но эта сцена между мужемъ и женой, между императоромъ и императрицей — была посл?дняя. Съ этой минуты они уже никогда не видались. Государь, въ припадк? гн?ва, передалъ все, что зналъ черезъ доносы и объявилъ, что покуда они въ Гастилиц?, правитель д?лъ общества заговорщиковъ уже, в?роятно, арестованъ, а всл?дъ за нимъ и многіе другіе.
И Петръ ?едоровичъ приказалъ государын? быть готовой, чтобы въ тотъ же вечеръ или на утро быть отвезенной въ кр?пость или монастырь.
— Еще я этого не р?шилъ! воскликнулъ онъ.
Въ тотъ же вечеръ государыня, вернувшись къ себ? въ Петергофъ, зам?тила, что она уже почти подъ арестомъ, что число часовыхъ вкругъ дворца и въ парк? увеличено, а двое кирасиръ поставлены у самаго маленькаго зданія Монплезира, въ которомъ она жила. Не смотря на усталость, она не легла спать, а только перем?нила платье и с?ла за письмо къ Григорію Орлову, въ которомъ писала о сцен?, разыгравшейся въ Гастилиц?. Письмо кончалось словами:
«Или все кончено, или все начинается! Подумайте, р?шите! Если вы отв?чаете, какъ говорили на дняхъ, за пятьдесятъ челов?къ офицеровъ, и за десять тысячъ рядовыхъ разныхъ полковъ, какъ за самого себя, то я бы могла сказать: все начинается! Если же вы введены въ обманъ, то все кончено».
Въ это же самое время государь, вернувшись въ Ораніенбаумъ, разсказывалъ Маргарит? все, случившееся въ Гастилиц?.
— Довольны вы? прибавилъ онъ.
— Чему-жъ? ваше величество!
— Какъ чему?
— Вы ничего не сд?лали! Вы только побранились съ ней, над?лали много угрозъ, наговорили много непріятныхъ вещей и горькихъ истинъ, но въ сущности ничего не сд?лали! Она не арестована и не свезена никуда! Впрочемъ, я такъ и думала. Вы челов?къ слишкомъ добрый и поэтому не способный сд?лать даже то, что есть государственная необходимость. Вы об?щаете, а потомъ…
Маргарита не договорила, потому что государь вспыхнулъ и, наступая на нее, крикнулъ во все горло:
— Какъ вы см?ете это говорить?
Маргарита мгновенно смутилась, это была первая вспышка гн?ва государя на нее.
— Простите меня, залепетала она, предполагая, что государь оскорбился.
— Ну, такъ завтра же, ранехонько утромъ, мы ц?лой компаніей по?демъ въ Петергофъ и сами арестуемъ ее. Если желаете, вы сами прикажете офицерамъ посадить ее въ бричку и вести на Смольный дворъ. A черезъ нед?лю мы, пожалуй, сд?лаемъ une partie de plaisir на ея постриженіе. Еслм я этого не сд?лаю завтра, то даю вамъ право назвать меня нечестнымъ челов?комъ и немедленно покинуть Ораніенбаумъ.
Государь, уставшій отъ пере?здовъ въ Гастилицу и обратно, отъ ц?лаго дня волненій и вспышекъ гн?ва, ушелъ въ себ? и скоро спалъ кр?пкимъ сномъ.
Маргарит?, взволнованной до крайности, напротивъ, не спалось. Она с?ла къ открытому окну.
Дивная, теплая іюньская ночь, синее небо, все ус?янное зв?здами, теплый в?терокъ, проносившійся съ моря и шум?вшій предъ окнами темными в?твями деревьевъ, тишина, наступившая во всемъ дворц?,- все это поманило Маргариту вонъ изъ горницы. Тревога на душ?, но счастливая, сладкая, радостная, не позволяла ей остаться въ четырехъ ст?нахъ маленькой горницы.
Она накинула на себя большой пунцовый шелковый платокъ и тихо прошла н?сколько горницъ, гд? было св?тло, какъ днемъ, отъ зв?зднаго неба, гляд?вшаго во вс? окна, но гд? все спало кр?пкимъ сномъ; Маргарита вышла на большую террасу, откуда сразу открылось передъ ней огромное пространство, покрытое и окаймленное синимъ сводомъ неба, ус?яннымъ миріадами зв?здъ. Вдали тихо, будто ласково ворчало море.
Маргарита оглянулась, прислушалась и задумалась.
И Богъ в?сть почему, Маргарит? вдругъ вспомнилось ея д?тство въ стран?, гд? чаще бываютъ такія теплыя и ароматныя ночи. Ей вспомнилась ея старая няня, родомъ кроатка, и ласковое ворчаніе ея. Эта старая няня всегда предсказывала дорогому дитятк? великое будущее. И красоту, и честь, и славу, и деньги, и любовь! И многое уже сбылось въ жизни Маргариты. Почему же не сбудется и все!
Но почему вспомнила она объ этой нян? теперь? Какое странное совпаденіе!
Она в?ритъ теперь, что завтра онъ р?шится… И въ Россіи не будетъ императрицы! И м?сто будетъ вакантно! A кто же теперь въ Петербург? легче вс?хъ можетъ занять его?
И Маргарита оперлась на б?лую баллюстраду террасы, подъ которой шум?ла сплошная чаща в?твей и деревьевъ, облитая ночной синевой. Она склонила голову на руки и вся обмирала отъ собственныхъ же мыслей.
— Да! Завтра! Черезъ н?сколько часовъ! Даже страшно! И какъ это просто все совершилось!
М?сяца два тому назадъ, думая объ этомъ, она считала себя глупенькой мечтательницей, сама надъ собой часто подсм?ивалась.
— A теперь?!. Маргарита вдругъ поднялась, отошла отъ перилъ и, ставъ среди пустой и б?лой террасы, изящно увитая съ руками, съ головой и до полу пунцовымъ платкомъ, гордо оглянулась кругомъ себя.
Въ эту минуту съ высокой террасы, д?йствительно, и весь Ораніенбаумъ, и дома, и сады, и окрестность, и вдалек? ворчащее море, — все это было какъ будто у ногъ этой красавицы-женщины, въ ногахъ у той, которая на дняхъ будетъ по закону повелительницей не только надъ т?мъ, что можетъ окинуть теперь ея взглядъ, но и надъ вс?мъ т?мъ, что простирается дал?е, за видимымъ кругозоромъ, на громадномъ пространств?, между двухъ частей св?та, между четырехъ морей, включая въ себ? почти вс?
