— Срамъ великъ, а гр?хъ еще того велій! воскликнулъ онъ. Не кичюся я, царское твое величество, и иду радостно на смерть лютую не ради озорства. Ут?шаюся, что смертью воровскою получу гр?хамъ прощеніе и душу спасу. Укажи, царь, вс?мъ намъ, ворамъ государскимъ, безъ милости головы пос?чь. Не будетъ спокоя въ государств?, пока одна голова стр?лецкая на плечахъ останется. Ни единой-то, единешенькой, не повели оставить… Попомни мое слово, стариково.
Но царь молодой задержалъ старика стр?льца разспросами о прошлыхъ крамолахъ и бунтахъ. A ряды осужденныхъ все шли, да шли мимо… и головы клали. И вс? прошли подъ ту бес?ду. И вс? головы скатились съ плечъ, обагряя землю. И не кончилась еще бес?да царя съ старшиной крамольниковъ, какъ пришли доложить, что все справлено, какъ указалъ юный царь, только вотъ за «эвтимъ д?домъ» д?ло стало…
— Иду! иду! засп?шилъ д?дъ.
— Н?тъ, врешь, старый! сказалъ царь. — Семеро одного не ждутъ. Изъ-за тебя одного не приходится съизнова начинать расправу. Если опоздалъ, такъ оставайся съ головой.
И изъ вс?хъ осужденныхъ головъ, за свои умные отв?ты, осталась на плечахъ одна голова старшины Ивана Орлова.
Сынъ его, Григорій Иванычъ, участникъ во вс?хъ войнахъ великаго императора, даровавшаго отцу его жизнь, отплатилъ тою же монетою, не жал?я своей головы въ битвахъ, какъ не жал?лъ ее Иванъ Орловъ, неся на плаху. За то, когда онъ былъ уже генералъ-маіоромъ, великій государь собственноручно над?лъ на него свой портретъ. A немного было такъ жалованныхъ
Григорій Иванычъ всюду и всегда первый въ битвахъ и никогда, нигд? не поб?жденный и никогда, нигд? не пл?ненный — вдругъ заплатилъ дань искушеніямъ мірскимъ. Уже им?я полста л?тъ на плечахъ и чуть не полста ранъ въ могучемъ т?л?, былъ онъ въ первопрестольномъ град? Москв? безъ войны завоеванъ, сраженъ къ ногамъ поб?дителя и полоненъ нав?ки. Сразилъ воина генерала, какъ въ сказк? сказывается, не царь Салтанъ, не шведъ-басурманъ, а царевна красота, не мечъ булатный, не копье острое, а очи съ поволокою, уста вишенныя, да за поясъ коса русая. Григорій Иванычъ былъ полоненъ безъ боя въ Москв? б?локаменной 15-тил?тней дочерью стольника царскаго Ивана Зиновьева. И тутъ, въ Москв?, женился онъ и зажилъ. Прижили мужъ съ женой пять сыновъ и посл? долгой, мирной жизни, близь Никитскихъ воротъ, скончались оба и нын? лежатъ тамъ же рядкомъ, въ церкви Егорья, что на Всполь?…
Сыны стали служить родин?, какъ училъ ихъ служить, своими разсказами о себ?, Григорій Иванычъ. Старшій изъ братьевъ, Иванъ Григорьевичъ Орловъ, одинъ остался въ Moскв? и, схоронивъ отца, заступилъ его м?сто въ любви и почтеніи остальныхъ братьевъ. Второй, Григорій Григорьевичъ, былъ отправленъ еще отцомъ въ Петербургъ, въ Сухопутный Кадетскій Корпусъ, и, выйдя изъ него, полет?лъ на поля германскія, гд? шла упорная и славная борьба.
Двадцатил?тній Орловъ не замедлилъ отличиться и посл? кровопролитной битвы при Цорндорф? сталъ вс?мъ изв?стенъ отъ генерала до солдата. Онъ попалъ въ тотъ отрядъ, который неразуміемъ начальства былъ заведенъ подъ пыль и дымъ отъ об?ихъ армій и неузнанный своими полегъ отъ огня и своихъ и чужихъ. Раненый не разъ и опасно — Орловъ до конца битвы стоялъ впереди своихъ гренадеръ. И вс? они стояли безъ д?ла и ни одинъ не поб?жалъ и многіе полегли.
Посл? трудной компаніи 1758 года, русская армія отправилась на роздыхъ въ Кенигсбергъ и тамъ началось веселье, не прекращавшееся всю зиму. Поб?дители мужей германскихъ объявили теперь войну женамъ германскимъ и на этомъ пол? битвы равно не посрамились. Григорій Орловъ былъ первымъ и въ этой войн?.
Кенигсбергъ изображалъ тогда полурусскій городъ. Русское начальство не жал?ло рублей на увеселенія и торжества, да и рубли-то эти чеканились хоть и на м?ст?, н?мцами, но съ изображеніемъ россійской монархини Елизаветы.
Чрезъ годъ посл? своихъ воинскихъ и любовныхъ подвиговъ Григорій Орловъ вернулся въ Петербургъ. Взятый тогда въ пл?нъ графъ Шверинъ, любимый адьютантъ короля Фридриха, былъ вытребованъ императрицей въ столицу, а съ нимъ вм?ст? долженъ былъ отправляться приставленный къ нему поручикъ Орловъ.
Въ Петербург? Орловъ увидалъ братьевъ, служившихъ въ гвардіи, преображенца Алекс?я, семеновца ?едора и юношу — кадета Владиміра. Онъ вскор? сошелся ближе съ братомъ Алекс?емъ и очутился, незам?тно для обоихъ, подъ вліяніемъ энергической и предпріимчивой натуры младшаго брата.
Получивъ отъ брата Ивана, безвы?здно жившаго въ Москв?, свою часть отцовскаго насл?дства, неразлучные Григорій и Алекс?й весело принялись сыпать деньгами, не думая о завтрашнемъ дн?. Скоро удаль, дерзость и молодечество, неслыханная физическая сила, и, наконецъ, развеселое «безпросыпное пированіе обоихъ господъ Орловыхъ» вошли въ поговорку.
Посл?дній парнишка на улиц?, трактирный половой, или извощикъ, или разнощикъ Адмиралтейскаго проспекта и Большой Морской — знали въ лицо Григорія и Алекс?я Григорьевичей. Знали за щедро и часто перепадавшіе гроши, знали и за какую-нибудь здоровую затрещину или тукманку, полученную по башк?, не въ урочный часъ подвернувшейся имъ подъ руку — въ часъ беззав?тнаго разгула, буйныхъ шалостей и т?хъ пот?шныхъ зат?й, отъ которыхъ смертью пахнетъ.
Дерзкіе шалуны были у вс?хъ на виду, ибо дворъ и лучшее общество Петербурга давно пріуныло и боялось веселиться, какъ бывало, по случаю бол?зни государыни Елизаветы Петровны, которая все бол?е и чаще хворала. Баловъ почти не было, маскарады, столь любимые прежде государыней, прекратились, позорищъ и торжествъ уличныхъ тоже уже давно не видали… Даже народъ скучалъ и вс? ждали конца и восшествія на престолъ молодаго государя. Вс? ждали, но вс? и боялись… Давно уже не бывало царя на Руси! И бояринъ-сановникъ, и царедворецъ, и гвардейцы, — бригадиръ ли, сержантъ ли, рядовой ли, — и купцы, и посл?дній казачекъ въ дворн? боярина, — вс? привыкли вид?ть на престол? русскомъ монарховъ женщинъ, и какъ-то свыклись съ т?мъ, чтобы Русью правили, хоть по виду, женскія руки и женское сердце.
Отъ насл?дника престола и будущаго государя можно было ожидать много новаго, много перем?нъ и много такого, что помнили люди, пережившіе Миниховы и Бироновы времена, но о чемъ молодежь только слыхивала въ д?тств?. Для нын?шнихъ молодцевъ гвардейцевъ розсказни ихъ мамокъ о зломъ с?ромъ волк?, унесшемъ на край св?та Царевну Милку и разсказы ихъ отцовъ о Бирон?, слились какъ-то вм?ст?, во что-то таинственное, злов?щее и ненавистное. A тутъ вдругъ стали поговаривать, что съ новымъ государемъ — опять масляная придетъ Н?мцамъ, притихнувшимъ было за Елизаветино время. Говорили тоже — и это была правда — что и Биронъ прощенъ и ?детъ въ столицу изъ ссылки.
Еще за н?сколько м?сяцевъ до кончины государыни и восшествія на престолъ новаго императора, слава о подвигахъ всякаго рода Григорія Орлова дошла до дворца и, наконецъ, до покоевъ великой княгини. Екатерина Алекс?евна пожелала, изъ любопытства, лично вид?ть молодаго богатыря и сердце?да, кружившаго головы многимъ придворнымъ дамамъ. При этомъ свиданіи, унылый образъ красавицы великой княгини, вс?ми оставленной и ея грустный взоръ, ея грустныя р?чи глубоко запали въ душу молодаго офицера… Посл? н?сколькихъ частныхъ свиданій и бес?дъ сначала съ великой княгиней, а потомъ съ вполн? оставленной супругой новаго императора, Орловъ подстерегъ въ себ? новое чувство, быть можетъ, еще не испытанное имъ среди своихъ легкодающихся сердечныхъ похожденій и легкихъ поб?дъ. Онъ смутился… не зная, кто заставляетъ порывисто биться его сердце — государыня ли, покинутая царственнымъ супругомъ, изб?гаемая вс?ми, какъ опальная и даже оскорбляемая подъ часъ прислужниками и прихлебателями новаго двора, или же красавица женщина, в?чно одинокая въ своихъ горницахъ, сирота, заброшенная судьбой на чужую, хотя уже дорогую ей сторону, но гд? теперь не оставалось у нея никого изъ прежнихъ немногихъ друзей. Кто изъ нихъ не былъ на томъ св?т? — былъ въ опал?, въ изгнаніи. Давно ли стала она изъ великой княгини русской императрицей, а завтрашній день являлся уже для нея въ грозныхъ тучахъ и сулилъ ей невзгоды, бури, борьбу и, быть можетъ, печальный, безвременный конецъ, въ каземат? или въ кель? монастырской. И вотъ случайно, или волею неиспов?димаго рока, нашелся у нея в?рный слуга и другъ. И кто же? Представитель цв?та дворянства и блестящей гвардіи, коноводъ и душа отчаяннаго кружка молодежи, заносчивый и дерзкій на словахъ, но объ двухъ головахъ и на д?л?. Этотъ изв?стный всему Питеру и обществу, и простонародью, Григорій Орловъ, всец?ло отдалъ свое сердце красавиц? женщин?, всец?ло отдался разумомъ и волей одной мысли, одной мечт?,- послужить несчастной государын? и отдать за нее при случа? все, хотя бы и свою голову, хотя бы и головы братьевъ и друзей… Эти младшіе братья его, Алекс?й и ?едоръ, изъ любви къ брату, были готовы
