императрицей и могла это безъ боязни д?лать, именно благодаря только тому, что была сестрою фаворитки. Съ ней государь обращался милостиво и только шутилъ на счетъ ея дружбы къ жен? или искренно уговаривалъ:
— Напрасно вы пром?няли Романовну на Алекс?евну. Сестра ваша добрая душа… И вамъ очень, очень пригодится… И скоро! A ваша Алекс?евна хитрая и злая… Она съ челов?комъ поступаетъ, какъ съ апельсиномъ, высосетъ весь сокъ, а кожу броситъ….
— A вы совс?мъ съ кожей скушаете! отшучивалась Дашкова.
Княгиня д?йствительно ненавид?ла сестру или скор?е презирала ее. Между ними ничего не было общаго. Но въ глубин? души, Дашкова все-таки должна была сознаться, что главной причиной ея чувства нелюбви къ сестр? и любви къ государын? было возвышеніе этой сестры.
Это неожиданное и необъяснимое возвышеніе крайне некрасивой, глупой и дурно воспитанной сестры раздражало княгиню. Не только на нее, но и на всю свою родню, на двухъ сестеръ и двухъ братьевъ, княгиня смотр?ла немного свысока. Положеніе ея въ семь? было тоже исключительное.
При рожденіи своемъ, д?вочка, младшая въ семь?, неизв?стно почему сд?лалась крестницей императрицы, только-что вернувшейся изъ Москвы посл? коронаціи, и молодого великаго князя, только-что привезеннаго изъ Голштиніи и объявленнаго насл?дникомъ. Преемникъ д?вочки отъ купели самъ только- что былъ пріобщенъ къ православію и покумился съ теткой.
Чрезъ года три умерла матъ; овдов?вшій отецъ любилъ пожить весело и беззаботно и на пятерыхъ д?тей не обращалъ никакого вниманія. И вотъ братъ его, канцлеръ Воронцовъ, у котораго была только одна дочь, сталъ просить отдать ему на воспитаніе одного изъ д?тей и выбралъ крестницу императрицы и насл?дника.
Воспитаніе съ перваго дня дается маленькой племянниц? Екатерин? то же, что и родной дочери, но воспитанница сказывается счастливо выбрана, она далеко не красива, но прилежна, умна и даровита. Въ дв?надцать л?тъ она уже тихонько запирается у себя на ночъ по ночамъ и читаетъ вс? т? книги, которыя только попадаются ей въ библіотек? дяди-канцлера. Скоро д?вочка развита не по л?тамъ, а образована на столько, что удивляетъ познаніями окружающую полуграмотную среду. Но природный умъ развивается односторонне и она прежде всего д?лается пылкой мечтательницей. Воображеніе работало, не находя себ? пищи въ окружающей обстановк?, и стало врываться съ требованіями въ личную обыденную жизнь…. Явилась насущная потребность, жажда увид?ть и въ д?йствительности, въ своей собственной жизни, то, что было съ восторгомъ узнано въ разныхъ книжкахъ. Въ пятнадцать л?тъ юная графиня Воронцова встр?чаетъ въ тихую ночь, на улиц?, при лунномъ св?т?, красиваго незнакомца офицера, который вдругъ съ ней заговариваетъ, не им?я на то права. Поэтому она тотчасъ чувствуетъ, что это… все странно!.. Судьба! Она тотчасъ влюбляется и выходитъ д?йствительно за него замужъ. Отношенія къ мужу, зат?мъ отношенія къ двумъ д?тямъ, наконецъ, отношенія къ великой княгин?, теперь императриц?,- не любовь и не дружба, а обожаніе…. см?сь аффектаціи и сентиментализма. Потребность драмы и трагедіи, романа и поэмы въ пустой, обыденной жизни сд?лала княгиню пріятной собес?дницей, но невыносимой сожительницей и утомительнымъ другомъ. Ежечасное преувеличеніе все уродовало!..
Положеніе ея друга, императрицы, сд?лалось вдругъ д?йствительно трагическимъ. Какая пища, какая манна небесная для женщины-фантазерки, мечтающей о геройскихъ подвигахъ! И княгиня отдалась всей душой д?лу Екатерины. И отъ зари до зари усердно, неутомимо, почти не им?я покоя и сна, работала и работала для нея…. воображеніемъ!
И поэтому самая кипучая д?ятельность выпадала на ея долю по ночамъ, въ постели. Тутъ, среди добровольной безсонницы, брала она города, завоевывала скипетры и короны, спасала Россію, умирала на эшафот?!.. A Европа грем?ла въ рукоплесканьяхъ героин? С?вера!..
Но государыня и изъ этой двадцати-л?тней мечтательницы съум?ла извлечь пользу. Крестница императора и родная сестра фаворитки, конечно, могла пригодиться всячески. Такимъ образомъ, и на этотъ разъ княгиня была вызвана ею и послана съ порученіемъ, которое, помимо ея, совершенно некому было дать.
Княгиня вошла въ гостиную сестры и не нашла въ ней никого. Она постучала въ сл?дующую дверь и услыхала голосъ:
— Зд?сь! Гудочекъ что-ль? Иди!
Переступивъ порогъ, княгиня не сразу нашла сестру. Елизавета Романовна оказалась въ углу комнаты, на маленькой скамейк?, передъ раскрытой заслонкой сильно разожженной печи.
Вн?шность графини Воронцовой, въ эту минуту, была особенно неприглядна. Елизавета Романовна была низенькая, крайне толстая женщина, съ жирнымъ, какъ бы опухшимъ, лицомъ, съ большимъ ртомъ, съ маленькимъ, вострымъ носокъ, но какъ бы заплывшимъ жиромъ и съ крайне узенькими глазами, которые зовутся обыкновенно «гляд?лками».
Эта вн?шность удивляла многихъ иностранцевъ и французскій посланникъ Бретейль писалъ про нее своему двору, что фаворитка напоминаетъ: «une servante de cabaret».
Не смотря на позднее время, она была еще не причесана; волосы, спутанные на голов?, торчали лохмами во вс? стороны; разбившаяся, не чесанная коса, прядями разсыпалась по плечу и по спин?. Гребень кое-какъ держался въ этой кос?, будто забытый еще вчера и ночевавшій съ ней и, повиснувъ теперь бокомъ, собирался ежеминутно упасть на полъ. Кром? того, она, очевидно, еще не умывалась и лицо ея было маслянисто. Она еще не од?валась и на ней было только два предмета: измятая сорочка, а сверхъ нея накинутый на плечи старый, лисій салопъ, который, отслуживъ свое, въ качеств? теплой верхней одежды, исправлялъ теперь должность утренняго капота.
Всякій день, за вс? три времени года, исключая л?та, Елизавета Романовна именно такъ, прямо съ постели, не умывшись и не причесавшись, накидывала на себя этотъ салопъ и босикомъ подходила къ печк?, заран?е сильно растопленной; она садилась всегда на скамеечк? и, съ наслажденіемъ гр?я передъ огнемъ голыя ноги, всегда при этомъ съ?дала около фунта коломенской пастилы и калужскаго т?ста. Прежде она д?лала это до сумерекъ и до вечера, теперь же могла д?лать это только часа по два, по три, а зат?мъ од?валась… Трудно было бы р?шить, о чемъ она думаетъ, молчаливо пережевывая пастилу, какъ корова жвачку, и упорно не спуская ни на минутку свои гляд?лки съ раскаленныхъ угольевъ печи.
Эта привычка не была однако изобр?теніемъ графини Воронцовой. То же самое д?лала еще недавно покойная императрица; то же самое стали д?лать и многія столичныя пожилыя дамы, подражая государын?. Просид?ть н?сколько часовъ, не умывшись и не од?вшись, въ одномъ ночномъ б?ль?, прикрытомъ старымъ и, конечно, загрязненнымъ м?хомъ, было своего рода наслажденіемъ этого склада жизни.
— А-а…. протянула Воронцова, увидя вошедшую.- A я думала, это Гудовичъ….
— Здравствуй, сестра! произнесла княгиня, стараясь придать лицу бол?е веселое и ласковое выраженіе.
Воронцова, давно не видавшая сестру, была удивлена, но, какъ всегда, нич?мъ не выразила этого. Она особенно безстрастно относилась ко всему и только ящики съ пастилой, въ особенности съ финиками заставляли ее оживляться.
— Здравствуй, садись, давно не видались. Что ты под?лываешь? Все съ своей Алекс?вной шепчетесь.
Дашкова вспыхнула. Это прозвище, данное государемъ своей супруг?, казалось, разум?ется, оскорбительнымъ Дашковой въ устахъ этой глупой сестры. Прежде она не посм?ла бы такъ назвать государыню. Давно ли эта перем?на и почему?! Княгиня хот?ла было зам?тить сестр? все неприличіе ея выходки, но раздумала и, взявъ кресло, с?ла и стала ее разглядывать.
— Что это, сестрица? выговорила княгиня невольно. — Посмотри на ноги свои. Подумаешь, ты по дождю б?гала, да по грязи.
— Да, вымолвила Воронцова, вытягивая одну ногу и оглядывая ее:- вотъ хочу все вымыть, да все не время… м?шаютъ…
Дашкова дорогой приготовила планъ, какъ выв?дать все у сестры относительно мирнаго договора.
Воронцова была на столько глупа, что съ ней было не мудрено хитрить, но, однако, все-таки, въ данномъ случа?, и она понимала важное значеніе того, что могла знать лично отъ государя.
Покуда княгиня собиралась съ мыслями, какъ начать бес?ду и съ своего высокаго кресла
