безсознательно разглядывала неказистую фигуру сестры на полу, Воронцова кончила ц?лую картонку съ пастилой, бросила ее въ огонь и, взявъ подолъ сорочки въ руку, вытерла себ? засахаренныя губы.
— Ну, а вы съ ней что? заговорила она л?ниво, подразум?вая государыню. — Все вм?ст?! Читаете французскія книжки? Своего господина Дерадота что-ль, наизустъ учите?
— Такого н?тъ, отчасти презрительно отозвалась княгиня. — Дидеротъ есть на св?т?, хорошія книжки пишетъ, а Дерадота ужь ты сама выдумала.
— Я, сестрица, не могу себ? голову и языкъ ломать всякою пустяковиной да французскія прозвища наизусть учить! добродушно отозвалась Воронцова.- A вотъ государь говорилъ, что этотъ вашъ…. Дедаротъ сынъ слесаря….
— Правда…. Его отецъ, кажется, д?лалъ ножи и продавалъ… Но что-жъ изъ этого?…
— И въ острог? онъ сид?лъ за эти книжки, которыя вы все читаете….
— Да…. Но ты скажи государю отъ меня, что его Лютеръ тоже въ острог? сид?лъ, то-есть, былъ въ заключеніи!.. усм?хнулась Дашкова и прибавила: впрочемъ, что объ этомъ толковать. Это не по твоей части….
Княгиня просид?ла у сестры около двухъ часовъ, стараясь быть какъ можно ласков?е и, Кром? того, об?щала ей вечеромъ прислать полпуда венеціанскаго т?ста, въ род? пастилы.
И ея д?ло ув?нчалось полнымъ усп?хомъ. Дашкова, у?ззая отъ глупой сестры, которая была, по выраженію государыни, «discrete comme un coup de canon», увозила самыя подробныя св?д?нія обо всемъ мирномъ договор? съ Фридрихомъ II.
Она узнала, что договоръ подписывается на другой день окончательно, узнала даже цифру того войска, которое оба государя обязуются доставить другъ другу, въ случа? войны съ к?мъ либо изъ враговъ; кром? того, узнала она и цифру суммы денегъ, которую государь об?щался препроводить другу Фридриху, въ случа? нужды его въ деньгахъ. Сумма эта была огромная и заключала въ себ? все то, что могло найтись въ эту минуту во всемъ россійскомъ казначейств?.
?дучи домой, Дашкова была въ дух? и думала, весело усм?хаясь:
«И не дорого! За государственную тайну — двадцать фунтовъ пастилы. Le heros de la Bible а vendu ses droits d'ainesse pour un plat de lentilles!.. Понятно, когда онъ б?дный умиралъ съ голоду! A в?дь эта, на?вшись пастилы, за пастилу и продала…»
XXVIII
Едва только княгиня у?хала отъ сестры, какъ къ Воронцовой явился ея первый пріятель, а равно и любимецъ государя; Гудовичъ.
Онъ носилъ званіе генералъ-адьютанта, но въ сущности адьютантомъ не былъ. Какъ истый хохолъ, Гудовичъ былъ л?нивъ до нев?роятности и любилъ только по?сть, поспать и выпить. Ни на какое д?ло онъ не билъ способенъ. Л?ность его доходила до того, что онъ почти никогда не ходилъ п?шкомъ и не могъ простоять бол?е получаса на ногахъ. Когда онъ сид?лъ, то всегда садился полулежа; даже у государя, когда не было постороннихъ свид?телей, Гудовичъ им?лъ право быть въ его присутствіи въ этомъ полулежачемъ положеніи на какомъ нибудь диван?.
Другимъ адьютантамъ своимъ государь, конечно, этого не позволялъ, но Гудовичъ былъ его любимецъ, и за что любилъ онъ его — трудно было бы сказать, такъ какъ Гудовичъ терп?ть не могъ военщину, смотры, экзерциціи и все подобное. Но за то Гудовичъ былъ постояннымъ кавалеромъ Воронцовой и, въ сущности, скор?е ея адьютантомъ. Онъ сопутствовалъ ей въ ея по?здкахъ, во всякое время дня и ночи за?зжалъ за ней, увозилъ и доставлялъ обратно въ домъ отца ея. Кром? того, обладая талантомъ см?шно разсказывать разный вздоръ, онъ ежедневно передавалъ ей вс? городскія сплетни. Для Елизаветы Романовны онъ былъ незам?нимый и неоц?ненный челов?къ, такъ какъ въ нему обращалась она откровенно за сов?томъ и за разъясненіемъ всего того, чего не понимала. A таковаго было много на св?т?!
Гудовичъ входилъ поэтому къ Воронцовой безъ доклада и всегда заставалъ ее въ любимомъ костюм?, за любимымъ занятіемъ, т. е. за пастилой передъ печкой, въ салоп?. Ихъ отношенія были на столько коротки, что Елизавета Романовна не ст?снялась принимать пріятеля въ этомъ костюм?, который былъ ни ночнымъ, ни дневнымъ.
На этотъ разъ Воронцова, сбросивъ салопъ, начинала уже од?ваться, когда въ сос?дней комнат? раздались тяжелые шаги Гудовича.
— Ты что-ль, Гудочекъ? крикнула она въ полурастворенную дверь.
— Н?тъ, не я, шутливо отв?чалъ Гудовичь.- A что, нельзя разв?? Од?ваешься?
— Сейчасъ, обожди минуту…
— Ладно, только поскор?й, мн? не время.
— A не время, такъ входи.
Воронцова, усп?вшая только обуться, не накинула на себя салопа, а какъ была… приняла пріятеля и продолжала од?ваться при немъ.
— Я на минутку, — сказалъ Гудевичъ, входя, — передать теб? хорошую в?сточку. такую, Романовна, в?сть, что ахнешь. Баронъ послалъ меня къ вамъ челомъ бить, просить покорн?йше въ знакъ его дружбы и почтенія принять отъ него безд?лушку на память. A безд?лушка сія, родимая, въ н?сколько тысячъ червонныхъ. Ну, что скажешь, толст?я моя?
— Что-жъ, добрый челов?къ. Очень бы и рада, да в?дь самъ знаешь, Гудочекъ, себ? дороже будетъ. Разнесутъ меня въ Питер?, за?дятъ разные псы A ужь «ея»-то пріятели, такъ и совс?мъ загрызутъ.
— Ну, на это намъ наплевать, ее, не нын? — завтра, мы съ рукъ сбудемъ. Я на этотъ счетъ, Романовна, такой секретецъ знаю, что ахнешь тоже. Ей Богу! Шлиссельбургскую-то кр?пость, — тише выговорилъ Гудовичъ, — очищаютъ, Ивана Антоновича въ другое м?сто переводятъ, а тамъ разныя св?женькія р?шеточки устраиваютъ. A для кого? Какъ бы ты думала? Для насъ что ли?!
— Неужто? поняла Воронцова и лицо ея расплылось въ радостной улыбк?.
— В?рно.
— Какъ же онъ мн? вчера ничего про это не сказалъ?
— Онъ вамъ une suprise, какъ говорятъ французы, готовитъ. Ну какъ же, Гольцево-то жертвоприношеніе?
— Да боюсь, Гудочекъ, загрызутъ. Будутъ говорить, что это за мои какія хлопоты для короля. A ты самъ знаешь, я въ эти д?ла не вм?шиваюсь. Кабы я была завистливая да падкая на всякіе подарки да почести, такъ нешто бы теперь я была по старому графиней? Давно бы ужь императрицей была.
— Да и будешь, Романовна, будешь, шутилъ Гудовичъ. — Толста вотъ ты малость, да пухла лицомъ, а то бы совс?мъ Марья Терезья. Ну такъ какъ же? Какой Гольцу отв?тъ?
— Не знаю. Скажи ты, Гудочекъ. Если бы то было варенье какое или хоть какое дешевое колечко… A то поди, в?рно какая-нибудь богатая ривьера.
— Да ривьера не ривьера, а букетъ алмазный. Но грызть никому тебя не придется, потому что д?ло все онъ по-н?мецки устроилъ. Букетъ вы получите, а отъ кого онъ — знать никто не будетъ и вс? будутъ думать, что государь поднесъ.
— Какъ же такъ?
— Ужь такъ все подведено. Только Гольцъ, я, да ты — трое и будемъ знать, какой такой букетъ. Заказанъ онъ у Позье.
— У Позье? ухмыльнулась Воронцова.
— A то гд? жъ? Такъ будетъ сработанъ, что такія вещицы разв? только у покойной царицы бывали. Заказывалъ не самъ баронъ, а черезъ какое-то тайное лицо, такъ что самъ Позье не знаетъ, кто заказывалъ. A получать я пошлю в?рнаго челов?ка съ особеннымъ билетикомъ.
— Вотъ что, выговорила Воронцова.
— Говорю теб?, по-н?мецки подведено.
— Ну, это другое д?ло. A государю можно будетъ сказать отъ кого получила?
— Государю-то, изв?стно, бы можно. Да в?дь онъ, знаешь, Романовна, на языкъ-то слабъ. Лучше ужь
