Ах, да!
Ленка…
И — мыслефон!
Он застонал.
То ли от непонятно откуда взявшейся боли во всем теле.
Но скорее всего от другой — которая сильнее всякой физической.
Стас с трудом приоткрыл тяжелые, как это всегда бывает, когда болен или не доспишь, веки.
Отвел взгляд от фотокарточки Лены, которую специально поставил на полке так, чтобы сразу же видеть ее утром.
Как говорил его друг Ваня, всякий раз, когда он приезжает в Покровское, начинаются чудеса и тайны.
Но теперь все.
Тайна открылась.
Хотя, честно говоря, то, что вдруг стряслось, для него до сих пор загадка.
И чудеса кончились…
«Как только встану, сразу же уберу ее в стол! А то и вовсе порву и выброшу…»
— Стасик! Ты еще спишь?! — прервал эти мысли недоуменный голос вошедшей в комнату мамы. — На учебу же опоздаешь!
Послышался звук раздвигаемых штор.
В лицо неприятно ударил даже слабый свет начинающегося зимнего рассвета.
— Закрой! — болезненно сморщился он. — Глаза режет…
— Что с тобой? — сразу встревожилась мама.
Она подбежала к сыну.
Пощупала его лоб и ахнула:
— Да ты же горишь весь! Сережа! — закричала она. — Ты еще не ушел?
— Ушел! — послышалось из прихожей.
— Оставь свои глупые шутки! — возмутилась мама. — Никуда твоя клиника без тебя не денется. Иди скорее сюда. Стасик, кажется, заболел…
Сергей Сергеевич, как уже был — в дубленке и шапке, склонился над Стасом.
Тоже тронул тыльной стороной ладони его лоб.
— Да. Температура высокая. Не меньше 39, 5! Ну-ка, ну-ка… — забормотал он.
Велел сыну открыть рот, показать горло.
Затем осмотрел глаза.
Измерил давление.
С прищуренными глазами изучил пульс.
Достав из сумки стетоскоп, внимательно прослушал сердце.
И наконец, спросил:
— Где-то болит?
— Нет, — прислушавшись к себе, каким-то незнакомым, равнодушным, словно у робота, голосом честно сказал Стас. — Просто ничего не хочется делать. И как-то всего ломает.
— Грипп? — с ужасом посмотрела на отца мама.
— Не похоже, — с сомнением покачал головой тот. — Тут больше сердечное.
