- Превосходно, - Дамблдор стремительно поднялся на ноги. - Что ж, мне нужно идти. Всем доброго дня.
Доброго дня Дамблдор желал вроде бы всем, но в глаза при этом смотрел одному Гарри; смотрел так, словно пытался увидеть в них что-то такое, что и самому Гарри не было заметно.
«Ты теперь у меня в долгу, мой мальчик», - ненавязчиво напоминали глаза директора.
«Это ты так думаешь», - отвечали глаза Гарри.
Безмолвный диалог длился не дольше доли секунды; по сути, он не был замечен даже теми из числа окружающих, которые во все глаза следили за Гарри и Дамблдором.
- Поттер, - окликнула мадам Боунс.
- Да, мадам? - Гарри сделал пару шагов ближе к ней.
- Я читала экстренный выпуск «Пророка».
Гарри вскинул брови.
- Но почему тогда Вы голосовали за мою невиновность?
- Потому что Вы невиновны, Поттер, ясное дело, - ответствовала мадам Боунс. - Собственно, я хотела Вам посоветовать держаться подальше от Диагон-аллеи, а в особенности от «Дырявого котла». Линчуют.
- Благодарю за предупреждение, - кивнул Гарри. - Но не могу удержаться от вопроса: не всё ли Вам равно, мадам, линчуют меня или нет?
- Не меряйте всех по себе, Поттер, - отрезала мадам Боунс. - Если Вам всё равно, это не значит, что всем всё равно.
Гарри растерянно захлопал ресницами. Последнее заявление явно нуждалось в тщательном осмыслении.
- Идите уже, Поттер, - посоветовала мадам Боунс. - Вас наверняка ждут.
Гарри кивнул и пошагал к выходу, забыв сказать «до свидания».
На вопрос мистера Уизли: «Ну как, Гарри? Дамблдор вышел молча…», Гарри ответил так коротко, как мог:
- Оправдан.
Мистер Уизли сиял просто-таки неземным счастьем - по крайней мере по сравнению с хмурым Гарри.
В одном из бесконечных запутанных коридоров мистер Уизли вдруг замер, как вкопанный; Гарри, едва не ткнувшись ему в спину носом, выглянул из-за плеча мистера Уизли. Увиденное его не порадовало: в нескольких шагах впереди Корнелиус Фадж, всё ещё пышущий злобой и раздражением, разговаривал с Люциусом Малфоем.
При звуке шагов Малфой обернулся; бледное лицо искривилось в тщательно рассчитанной презрительной ухмылке.
- Так-так-так… Поттер, создатель Патронусов… - протянул Люциус Малфой, смакуя издёвку.
«Нагл, нагл…», - оценил Гарри. Те же серые глаза, что сейчас пренебрежительно щурились в обрамлении платинового цвета прядей, несколько недель назад смотрели на Гарри сквозь прорези маски Пожирателя Смерти. Ты знаешь, что я знаю; я знаю, что ты знаешь, что я знаю… игра древняя, как мир.
- Министр рассказал мне, как ты счастливо отделался, Поттер, - продолжал витийствовать Малфой. - Поразительно, как тебе всегда удаётся ускользнуть от наказания?.. Какой ты скользкий, Поттер! Прямо как змея.
В последних фразах содержалось слишком много намёков, чтобы Гарри пропустил их мимо ушей. Он слегка склонил голову к плечу - непрошеное воспоминание о Седрике кольнуло под ложечкой - и спокойно ответил:
- Да, мистер Малфой. Я беру пример с моих скользких друзей. Без мыла везде пролезу, знаете ли.
Малфой сузил глаза до узких щелей, из которых било серебряно-серое угрожающее сияние; холодок опасности нерешительно скользнул по позвоночнику Гарри и исчез.
- Мистер Уизли, пойдёмте, - Гарри решительно потянул мистера Уизли за рукав; тот послушно сдвинулся, сверля Малфоя яростным взглядом. - Нас ведь ждут, нам некогда заниматься болтовнёй в коридорах…
Болтая без умолку, чтобы не дать Малфою или Фаджу вставить своё «веское» слово, Гарри дотащил мистера Уизли до ближайшего поворота, остановился, повернулся и, улыбнувшись так сладко, будто переел лимонных долек, послал Люциусу Малфою воздушный поцелуй.
Как ни странно, сражён этим жестом наповал оказался не Малфой, а Фадж, которого поцелуй вообще никоим боком не касался.
Глава 6.
На кухне дома номер двенадцать по Гриммаулд-плейс собрались уже практически все его постоянные обитатели - за исключением, пожалуй, Кричера. Все они старательно делали вид, что чинно пьют чай, но на самом деле никто не отпил и глотка; переступив через порог кухни, Гарри успел заметить только эту подробность, пока мистер Уизли, практически подпрыгивая от избытка чувств, объявлял радостную новость об исходе слушания. Сразу после этого на Гарри налетел ураган рыжих волос, сияющих улыбок и блестящих синих глаз; близнецы подхватили Гарри на руки и закружили по кухне так быстро, что вся обстановка промелькивала мимо прежде, чем Гарри успевал толком её опознать. Впрочем, Гарри не возражал; он любил смех близнецов, их голоса, любил, когда они в четыре руки поднимали его в воздух и начинали дурачиться. Они так давно этого не делали… «Ты бы ещё больше мировой скорби предавался! - въедливо заметил внутренний голос. - Естественно, они этого не делали, пока ты ходил такой же бодрый, как переваренная макаронина…»
Из рук близнецов Гарри, у которого слегка кружилась голова, перекочевал прямиком в материнские объятия миссис Уизли; по правде сказать, он предпочёл бы остаться там, где был, но спорить было бы не то чтобы невежливо, но попросту трудноосуществимо, настолько миссис Уизли была щедра на упомянутые объятия.
Вдох-выдох… Пока Гарри потихоньку восстанавливал кровообращение и выравнивал дыхание, остальные присутствовавшие на кухне поздравляли его словесно. Сириус, Рон, Джинни, Гермиона… И все они действительно были рады; только Сириус, хотя и улыбался не меньше прочих, пожимал Гарри руку, и вообще всячески выражал радость, был огорчён. Гарри чувствовал, что причина в нём, но решительно не понимал, что он такого сделал.
- Сириус?
- Всё в порядке, Гарри? - Сириус снова улыбнулся, и даже безо всякого чтения эмоций теперь было видно, как старательно эта улыбка вымучена.
- У меня да, а у тебя?
- Всё просто отлично, - Сириус потрепал Гарри по волосам и поднялся со стула. - Пойду-ка навещу Клювокрыла… наверно, соскучился уже по мне…
Звериная тоска Сириуса обжигала Гарри голову изнутри, и он был почти рад, что крёстный ушёл.
Фред и Джордж впихнули Гарри в руки кружку с горячим чаем и булочку с изюмом; Гарри выпил чая, обжёг кончик языка, не поморщившись, отставил чашку и начал злостно издеваться над булочкой, постепенно превращая её в кучку крошек.
* * *
В следующие несколько дней состояние Сириуса только ухудшалось; теперь он не мог даже строить хорошую мину при плохой игре. Он не разговаривал почти ни с кем и всё чаще запирался в спальне матери, там, где держал Клювокрыла; Гарри сквозь стены и лестницы чуял тоску, обиду и злость - обиду на других, злость на себя.
- Нет, ну что с ним всё-таки? - тревожно бурчал Гарри себе под нос, натягивая пижаму. - Если что-то не так, почему не сказать прямо?
- Ну так он страдает и обвиняет себя в эгоизме, - откликнулся Фред, хотя вопрос Гарри был чисто
