На что?
Дающий право — и все! Этого достаточно. Он должен бороться с нечистью, с блевотиной, извергнутой в мир. Чем ее меньше, тем лучше. А мораль, закон — это для слабаков.
Вторую не нужно было выслеживать, она редко выходила из дома, не то что первая. Та любила шляться. Одно слово — шлюха! Но теперь мадемуазель больше не прогуливается по ночам. Об этом он побеспокоился. А эта — другая, она не шлюха, но неизвестно, лучше ли первой? На его взгляд, еще хуже.
Никчемная и заражающая своей никчемностью других.
В прошлый раз его неотвязно преследовало слово «саван». Он почти осязал этот самый саван. Из черного бархата, мягкий и тяжелый. Но саван мадемуазели не понадобился. Ее, как он слышал, кремировали. Раньше таких всегда сжигали, правда, заживо, а этой повезло. Хотя как сказать. Может, вовсе и не повезло. Но о ней нужно забыть. Дело сделано, чего зря вспоминать. Настала очередь следующей. Он знал ее фамилию и имя, как знал имя и фамилию первой, но даже мысленно старался их не произносить. Первую он про себя называл «мадемуазель», а эту обозначил просто и коротко: «дрянь». Как и первая, эта тоже довольно симпатична, даже красива, но только снаружи.
Но Голос рассказал про нее все. Да он и сам многое знал, без подсказки. С виду чистенькая… Ладно! Теперь главное — выманить ее из дома, а там можно и приступить к ликвидации. Главное — изучить ее привычки.
Пока это у него неплохо получается. Он устроил себе наблюдательный пункт как раз напротив ее дома. Окна «дряни» на последнем, четвертом, этаже. Напротив через улицу стоит пятиэтажка. Вот на ее чердаке он и обосновался. Слуховое окно смотрит как раз на ее окна. У него имеется мощная двадцатикратная подзорная труба. Окна она почти никогда не задергивает. Западная сторона по вечерам почти всегда освещена солнцем. Все, что делается внутри квартиры, видно достаточно отчетливо. Ничем особенным она не занимается — валяется на кровати, читает. Чаще спит. Смотрит телевизор. Иногда ходит в магазин или просто гуляет без цели. Вроде обычная девица, но нет!
Он несколько раз шел за ней, но очень осторожно, не попадаясь на глаза.
Почему выбор пал именно на «дрянь»? Приказал Голос. Но он и сам бы выбрал именно ее. Какой от таких прок! Давить их, как бешеных собак!
Очистить мир от скверны.
Она наркоманка. Употребляет, как он выяснил, какую-то грибную настойку — галлюцинирует. Бредит наяву. В последнее время эта зараза — наркотики — широко распространилась среди молодежи. Курят коноплю, гашиш, колются самодельной «дурью». Кто побогаче — добывают морфин, героин, глотают таблетки… Совсем сопливые нюхают клей «Момент». Впрочем, это можно легко объяснить. Идет отбраковка человеческого материала. Если раньше голод, эпидемии, войны держали население в жестких тисках, не давая размножаться со скоростью кроликов, то теперь выживать стало много легче: медицина, хорошее питание повысили уровень жизни. И хотя это подается как благо, на самом деле только замедляет развитие общества. Борьба за существование исчезает как таковая, а в результате начинается вырождение. Так уж устроена природа. Отстреляны волки, и появляется в лесу множество ущербных, больных зверей. Слабые влачат пусть жалкое, но все же существование. Так же и у людей. Не отсюда ли небоеспособная армия, развал экономики, политические катаклизмы, падение нравов? А все почему? Исчезает естественный отбор! Все по Дарвину. Валят на плохих правителей. Так оно отчасти и есть. Но эти правители — прежде всего сами порождение слабости и отсутствия отбора. Однако природа не остается безучастной. Нет эпидемий? Чума не выкашивает население? Получите СПИД. Побежден голод? А вот вам наркотики, вот бутылка с сорокаградусной. Так уже было не единожды. Праздность погубила Рим. Погубит она и нас. Выживут сильнейшие, а неспособные погибнут, не дав потомства. Так будет! А пока его очередь. Давить всю эту нечисть. И он будет давить.
Очистить мир от скверны!
Сегодня он со своего наблюдательного поста увидел, как к «дряни» пришла еще какая-то девица в мини. Довольно странно. «Дрянь» вообще никто никогда не навещает. Он хорошо разглядел лицо гостьи. Приятная. Кто она такая? Возможно, тоже?.. Наркоманка! Потом «дрянь» вдруг разделась. Он было подумал: предстоят непристойные утехи. Но нет. Ошибся. Разговор между ними, казалось, был очень напряженным. О чем они толковали?
Когда новая собралась уходить, он быстро покинул наблюдательный пост и, дождавшись ее появления, шел за ней до самого подъезда. Жила она совсем недалеко. Голос, казалось, был в растерянности. Возможно, даже встревожен. Наконец последовал приказ: «Узнай, кто она?»
Неподалеку от подъезда, в который направлялась незнакомка, какой-то парень возился с потрепанными «Жигулями», возможно, просто для отвода глаз. Парень поздоровался с девицей, перебросился с ней несколькими словами, а потом долго смотрел вслед. Как же выяснить, кто она? Остается проследовать за ней в подъезд. Парень явно обратил на него внимание. Нужно изобразить пьяного. Он слегка качнулся. Потом почти бегом кинулся в подъезд, гигантскими прыжками рванулся по лестничной клетке. Где-то вверху послышался звук открываемой двери. Еще один прыжок… Он успел заметить движение на четвертом этаже.
Отдышаться — и вниз. Парень теперь стоял в проеме подъездной двери, видимо тревожась за свою знакомую. Пришлось импровизировать на ходу.
— Перебрал лишку, приспичило. И деваха ничего, — пробормотал он. — А ты ее не знаешь?
— Вали отсюда! — сурово произнес парень. — Урод!
МНЕ ДОСТУПНЫ ИНЫЕ МИРЫ
Разговор с шибко правильной Женькой Беловой вывел Глашу из себя. Она понимала: в главном Женя права. Ее очень напугал рассказ Беловой про несчастную жертву маньяка. Странное дело: когда она болтала о морге, то смотрела на труп с отстраненным любопытством, а тут неожиданно разволновалась.
Та мертвая просила ее отомстить. Правда, Глаша не уверена, происходило ли все на самом деле или это результат действия галлюциногена. Поставить второй раз опыт не удалось. Хотя можно попробовать и без морга. Ведь если следовать известным теориям, скажем, той же тибетской Книге мертвых или исследованиям Охатрина и Сочеванова, период распада квантовых оболочек ядра, или так называемой души, равен сорока суткам. В течение этого периода энергетические носители информации находятся в пределах досягаемости и с ними можно связаться.
Что, если попробовать?
Ты просто придумываешь повод для очередного балдежа, одернула она себя. Конечно, повод… А вдруг удастся связаться с Вержбиц-кой? Никакой силы воли. Это приведет в дурдом или того хуже… В последний раз. Сколько уж было «последних разов»! Самый, самый последний!
Глаша поднялась с тахты и глянула в окно. Почти совсем светло.
Мысли неотвязно возвращались к наркотику.
У нее имелся небольшой запас настойки гриба. Глаша предусмотрительно перелила ее в аптечный пузырек с надписью «рвотное». Последнее время мать постоянно рылась в ее вещах, а на протесты Глаши не обращала никакого внимания. Но до пузырька с «рвотным» она не добралась. Всего один глоток!
Глаша пошла на кухню, как бы нехотя открыла холодильник, погремела молочными бутылками, отщипнула и сунула в рот кусочек сыра, потом, воровато оглянувшись, протянула руку в отделение, где хранились лекарства.
Глаша мгновенно нащупала заветный пузырек, спрятала в карман и вернулась в свою комнату.
Дождусь, пока стемнеет, лягу в постель, а там…
Она вытащила и запихнула пузырек под матрац, потом раскрыла какую-то книгу и невидяще уставилась в нее, думая только об одном: как бы скорее принять дозу и «улететь».
Пульс участился, руки дрожали, лоб и лицо покрылись холодным потом. Наконец она не выдержала и принялась стелить постель.
— Чего так рано? — спросила мать, заглянув в комнату.
— Голова разболелась.
— Все оттого, что целыми днями дома сидишь.
— Сама же меня не пускаешь!
— Да пускаю я! — досадливо произнесла мать. — Приведи себя в порядок и гуляй на здоровье. Ведь ты не какая-нибудь хивря. Красивая девка, не хуже этой Беловой.
— Начинается!
— Да, начинается! Думаешь, мне не обидно? Ну была бы ты дурой набитой. Так нет же! Ну почему ты себя гробишь в таком возрасте? Белова вон юридический кончает, а тебе кто мешал?
— Оставим бессмысленный разговор, мама. Что ни день — все об одном и том же. Ты хочешь, чтобы я вообще ушла из дома?
Мать махнула рукой и вышла из комнаты.
Глаша улеглась, сунула под бок плюшевого мишку, с которым не расставалась лет пятнадцать. Медведь остался единственным другом, пусть бессловесным, зато теплым и надежным. Медведь связывал с детством — безоблачным временем, когда обиды и горести казались ужасными, но тут же проходили без следа, когда мама и папа были лучшими в мире.
Принимать или не принимать?
Глаша достала пузырек, открыла пробку, понюхала. Знакомый запах — смесь аромата горькой ванили и вони коровьего дерьма. Она никак не решалась, держа пузырек во влажной ладони. Наконец приложила горлышко к губам, сделала большой глоток…
Сначала, как всегда, горечь и онемение гортани и языка. Потом тьма. В то же время Глаша чувствовала нарастающую волну зноя, даже не зноя, а жара, словно она стояла в центре раскаленной печи. Становилось трудно дышать. Глаша несколько раз судорожно вздохнула, и тут у нее в груди словно лопнул пузырь, она вдохнула знойный воздух без малейшей боязни. Тьма, казалось, начинала рассеиваться, хотя, возможно, Глаша просто приобрела способность видеть в этой среде. Мгла из черной превращалась в бордово-красную, но не воздушную, а напоминающую густой кисель.
Становилось все светлее, теперь Глаша могла осмотреться вокруг. Она стояла на огромной пустынной равнине, вдалеке виднелись странной формы горы, точно гигантские рыбьи скелеты. Было еще нечто, объяснение которому отсутствовало. То тут, то там возникали вспышки света, как если бы вращающаяся призма испускала спектральные лучи. Маленькие радуги на мгновение возникали то тут, то там. Одна такая радуга появилась совсем рядом с Глашей, она различила в глубине ее очертания иного мира — изумрудные поляны, косую сетку дождя. Полужидкая субстанция, видимо являющаяся атмосферой данного мира, свободно протекала сквозь Глашу и потихоньку несла ее по направлению к скелетовидным горам. Царило абсолютное безмолвие. Неожиданно кроваво-