- Начальник доков, - сказал Гарька. - Мы с ним нашли негра на лодке. Зачем я ему?
- Спрашивал какую-то книгу. Я ему посоветовал обратиться в городскую библиотеку; она, кажется, снова работает. Что за книга, Горшечников?
- Наверное, та, которая у вас, - подумав, догадался Гарька. - Которую я достал из чемодана. Может, Чека просит…
- Чека ничего не просит, Чека сразу берёт. Очень товарищ Квирин удивился такому порядку, при котором красноармейцы гуляют по городу, как гимназисты на вакациях.
- Мы по возрасту скорее уж студенты, - ухмыльнулся Гарька. - Студентам, говорят, гулять положено.
- Ты посмотри, - сказал Север Чернецкому, - ты ему слово, он тебе десять.
- А ты привык, чтоб всегда наоборот, - парировал Серафим. - Отвыкай, у нас теперь страна Советов.
- В смысле, каждый мне будет советовать? Чёрт побери меня и мою лошадь!
- Можно идти? - спросил Гарька.
- Куда?
- Домой… то есть, на квартиру. Есть хочется.
- Иди. А, Фильченко, наконец дождались. Неужели тоже слушал лекцию по научному атеизму?
- Вашей милостью, - пробурчал завхоз. - Принужден слушать заместо полезного труда и попечения о хозяйстве отряда.
- Ничего, хозяйства у нас поменее, чем у Сумароковых-Эльстонов, неусыпный надзор не нужен. Съезди сейчас к Шабленко, обменяй грузовик на тачанку и лошадей. Лошадей бери хороших… хотя не мне тебя учить. Серафим, проводи его, а то любой Квирин норовит с нас спросить, зачем бойцы не заняты муштрой.
Чернецкий согласился охотно - автомобили он не любил, хотя на мотоциклы поглядывал с интересом, - зато Фильченко встал на дыбки.
- Это же «Торникрофт»! - закричал он с надрывом. - Да нам с такой машиной никакого обоза не надо! На что нам ещё тачанка?
- Лошади хоть траву щипать могут, если овса не достанем, а где ты бензин брать собираешься - в колодце начерпать?
- Тридцать две лошадиных силы, шины пневматические! - убивался Фильченко. - Сменять на тачанку… лучше вы меня на тачанку сменяйте, а грузовик оставьте.
Желтовато-бледное лицо Снейпа побагровело.
- Отправляйся сию минуту, и чтоб без тачанки не возвращался! Прав Квирин - распустил я вас.
- Давайте я съезжу, - предложил Шнобцев. - Я меняться люблю.
- Да уж ты любишь, по роже видать, - буркнул комиссар, остывая. - Добро, меняйся. Серафим, присмотри за ним. А ты, Фильченко, ступай в губпродком, чтоб глаза мои тебя не видели. Кстати, Шнобцев, почему на занятиях не был? Ведь не был?
Гарька подтвердил.
- А я и на следующее, между прочим, не приду. Ваша пулемётная барышня мне такого наговорила, что даже в нерасположение привела, - проговорил Шнобцев со слезой. - И мародёр, мол, и шкурник, и штаб генерала Духонина по мне плачет. * 14
- Экий трепетный, - проворчал комиссар. - Ты мне, братец, не шали, живо башку откручу. Понял?
- Чего ж не понять, - Шнобцев вздохнул. - Трепетать рылом не вышел.
* * *
Вечером Гарька по поручению Улизина зашёл к Делакурам: обменять один том похождений сыщика Путилина на другой. Сам Ромка остался кашеварить: Георгина решила, что довольно эксплуатировать женский труд и установила график дежурств по кухне, к великому неудовольствию Олёны.
В доме было темно, только в гостиной горел свет, да на крыльце светляком тлела папироса Серафима.
- Я к Флоре, - сказал Гарька.
- Её внимание занято, - пыхнул дымком Чернецкий.
- Я на минутку.
Гарька поднялся на пролёт, хотел постучаться, но, вспомнив серафимовы слова, прежде решил заглянуть - не помешает ли.
Комната была уютно залита светом керосиновой лампы, подвешенной под потолком. Флора как поставила перед комиссаром чашку и изящно опустилась на диван. Воцарилась тишина: Снейп прихлебывал чай, Флора с лёгкой улыбкой рассматривала его из-под опущенных ресниц. На щеках Севера всё заметнее проступал румянец - видно, чай был очень горячий.
- Ксаверий Северьянович, верно ли говорят, что вы князь?
Снейп дёрнул кадыком, делая усилия чтобы не подавиться, шепнул себе под нос (Гарька прочёл по губам) «Серафим, сволочь!». Флора Гавриловна ничего не заметила. Поднявшись, подошла к комоду и принялась переставлять фарфоровых слоников.
Гарька отшатнулся, сузив щёлочку в двери до ширины сабельного лезвия.
- Расскажите мне про прежнюю жизнь, про то, как было раньше. Я, кажется, почти ничего не помню, что было до всего этого кошмара. - В её мелодичном голосе отчётливо проступали тоскливые нотки. - Расскажите мне про рестораны. Вы ведь, верно, ходили в столичные рестораны.
- Между нами: почему вы не отбыли в Париж? - поинтересовался комиссар необыкновенно заботливым голосом. - Уверен, вас приглашали. Прекрасный город, и всё там по-прежнему: и рестораны, и князья. Вы бы в нём скоро освоились.
- Я не могла оставить папу.
- Такая дочерняя привязанность необычна в дни… «этого кошмара».
«Э, милый, так ты Флоры Гавриловны не получишь», - подумал Гарька и точно: Делакур с нешуточным раздражением объявила, что у неё разболелась голова.
Комиссар беспрекословно отставил чашку и оставил красавицу одну.
«Жаль, что такая… такая милая девушка страдает от старорежимных пережитков», - посочувствовал Гарька, на цыпочках спускаясь по лестнице. Потревожить Делакур сразу он не решился; спрыгнул в сад, дошёл до скамейки, уселся - пусть Флора Гавриловна посердится, он заглянет позже.
- Я тебе покажу: князь! - шипел Север на крыльце, толкая Чернецкого. - Сам-то ты кто, обломок старого мира?
Серафим ржал, будто сделал что-то умное.
Свет в окнах гостиной погас - сердитая Делакур ушла спать.
«Обойдётся Ромка без Путилина. Вот ещё затеял: про царскую полицию читать. Я ему лучше брошюрку Троцкого дам, пусть просвещается».
Цикады трещали, как уголья в печке. Упала и покатилась звезда. Гарька задумался над желанием: что лучше - скорейшая победа мировой революции или чтобы девушка в голубом платочке захотела с ним познакомиться; пока размышлял, звезда потерялась за крышами.
«Вот всегда ты так, Горшечников, - укорил себя Гарька. - Надо искоренять в себе склонность к ротозейству».
Подле калитки остановилась гуляющая парочка, принялась целоваться так громко, что в кустах заквохтала разбуженная курица. Запах подгорелой каши смешивался с ароматом неизвестных Горшечникову цветов.
- Гарька, иди ужинать! - звонко крикнула Георгина через улицу.
Парочка испуганно притихла; потопала прочь.
- Горшечников, ты разве тут? - спросил Серафим с крыльца.
«Уже нет», - подумал Гарька, отправляясь навстречу ромкиной стряпне.
* * *
- У, как в брюхе бурчит… - Ромка потёр пряжку ремня.
- Сам готовил, сам и страдай, - ответила безжалостная Георгина.
- Всегда ты выдумаешь невесть что, а другие мучаются! - огрызнулся Ромка. - Ну подумай, разве я
