Горшечников устремился на улицу, на ходу вытаскивая наган: между сплетений виноградных лож и досками забора ему почудилось белое пятно. Он полез через забор; мешал наган, лозы цеплялись за штаны. Выругавшись, Гарька сунул наган обратно в кобуру; в этот миг застучали копыта, и кто-то, закутанный в чёрное, проскакал мимо на белой лошади.
Горшечникова схватили за ногу и потащили назад.
- От шальной! - приговаривал Храпов. - Ежели б он выстрелил в тебя, дурня?
- Я его видел!
- Что ты видел?
- В чёрном… на белой лошади…
Храпов только рукой махнул.
* * *
Ещё не было девяти, но от вчерашнего ливня не осталось и следа; только под акациями ещё не высохла лужа. Грязный белый козёл напился дождевой воды, покосился на Горшечникова змеиным глазом.
- Не шали! - предупредил его Гарька.
Козёл тряхнул репьястой бородой. На летней кухне шумели: Олёна прогоняла очередного дежурного, Долгодумова.
- Уж я знаю, какой из тебя повар, - ехидно выговаривала она. - Только и попросила чаю заварить, так у тебя котёл взорвался.
- Я не виноват. Кто-то в дрова динамитную шашку положил, - сопротивлялся Новил.
- И кто же этот «кто-то»? Барон Врангель подкрался?
- Ты Севера не видел?
Гарька уставился на Георгину, потом сообразил, что в ночном происшествии она участия не принимала.
- Он в госпитале.
Георгина схватила воздух ртом и вцепилась в калитку обеими руками.
- Что с ним?
- Кто-то в него стрелял ночью.
- И… что? Как?.. Он жив?
- Вроде жив. Он ещё в окошко выглядывал, был в сознании, а потом - брык!
- Куда - брык?! Что значит - брык?! - закричала Георгина. - Что ты мямлишь, Горшечников? Я тебя русским языком спрашиваю - что с Ксаверием?
- Живой он, - сказал Лютиков с улицы. - Немного голову оцарапало. Была бы Померанцева тут, перевязала бы на месте, но она в госпитале, помогает докторам.
- Гарька, - зашептала Георгина, наклонившись к Горшечникову, - сходи к Померанцевой, ради Бога. Посмотри, как он там.
Гарька понял, что дело серьёзное: на его памяти Георгина ни разу не поминала бога.
- Сейчас сходим, Ромка только кашу доест.
- Как можно думать о каше, когда человек погибает?
- Ты что? - Гарька с изумлением глядел на слёзы, текущие по щекам подруги. - Да что ему сделается, Северу твоему? Хочешь, пойдём вместе.
- Вот ещё, не хватало! - Георгина вскинула голову. - Не дождётся он, чтобы я за ним бегала!
- Чудишь, подруга, - вздохнул Горшечников.
Ромка с охотой согласился пойти с другом. Хмуров, не раз навещавший Померанцеву, подсказал им, как добраться до госпиталя, но, оказавшись на месте, друзья растерялись. Гарька пошарил глазами по вывескам, состоявшим из непонятных словесных огрызков, точно их составлял заика - нар… пром… раб… быр… дыр… - и, отчаявшись найти нужное, обратился к худенькой ясноглазой девочке.
- Вам туда, - девочка показала за мохнатые кусты. - Пойдёмте, провожу.
За кустами обнаружилось длинное кирпичное строение - госпиталь.
Раненых и больных было много; в палатах люди не помещались, лежали в коридорах и даже в саду. Между кроватями и топчанами сновали сестрички с измученными лицами. Девочка провела Гарьку в комнатушку размером со шляпную картонку. Помещались в ней ровно одна Померанцева и стул с комиссаром Снейпом. Серафим Чернецкий устроился на подоконнике, свесив ноги в сад.
На паркете возле окна красовалось жирное чёрное пятно.
- У нас зимой тут железная печка стояла, - объяснила девочка. - У, гадина проклятая! Грела на копейку, а чадила на рупь. Мы её теперь на двор выкинули.
Померанцева перевязывала комиссару голову. Тот сидел со смущённым видом.
- Стоило возиться из-за такой ерунды. Лютиков бы перевязал, и ладно. Какого ты лешего меня сюда приволок? - фыркнул он на Серафима.
- Вот тебе вместо «гран мерси, мсье Чернецкий, за своевременную доставку до лазарету», - пожаловался Серафим. - Сволочь ты неблагодарная.
- Чуть левее, и с тобой бы возился похоронных дел мастер, - сказала Померанцева с укоризной, словно это Север был виноват, что в него стреляли.
- Видно, тот ещё стрелок, - зевнул Чернецкий. - Палил по неподвижной мишени - да ты ведь ещё и под лампой сидел? - и промазал.
- Я карандаш уронил, наклонился - вот мимоходом и чиркнуло.
- Всё равно. Интересно, кто этот снайпер?
- Снейпер, - поправил комиссар. - Поскольку охотился не на бекаса, а на Снейпа * Я было подумал, это ты, из-за Делакур, - добавил он вроде в шутку.
Чернецкий постучал себя пальцем по лбу.
- Не родилась ещё та красотка, из-за которой я б убил кого-нибудь. Особенно тебя, убогого.
- Почему - особенно меня?
- Дорог ты мне как воспоминание о днях моей боевой славы. Так сказать, сувенир, вроде кружечки «Привет из Кисловодска».
- Здравствуй, Горшечников, - поприветствовала Гарьку Померанцева.
Чернецкий посмотрел на него с весёлым удивлением.
- Добрый день, - откликнулся тот, соображая, как объяснить Северу своё появление. - Я тут мимо шёл и… эээ… подумал, дай загляну…
- Ну, заглянул, - неприветливо сказал комиссар. - Легче стало?
- Эээ… я тогда пойду?
- Ты здоров? - с сомнением спросила Померанцева.
- Да. Я… здоров.
- Он всегда такой, забыла, что ли? - усмехнулся Север. - Ты здесь один?
- С Улизиным.
- Подождите на улице, вернёмся вместе.
Улизин любезничал с хорошенькой сестричкой; на известие о том, что комиссар почти что невредим, только кивнул - дескать, кто бы сомневался.
В саду под платаном отдыхала Марина Эджкомбова, помощница Померанцевой, рослая деваха с некрасивым прыщавым лицом. В отряде Севера она была уже с год, но друзей не завела из-за нелюдимого, неуживчивого характера.
Рядом с ней - Гарька не поверил своим глазам! - стояла та самая девушка, и платочек на ней был тот самый - небесного цвета. Лицо Эджкомбовой казалось угрюмым, словно разговор был ей неприятен, но Горшечников знал, что Марина всегда так выглядит.
- Отлучусь на минуту, - сказал он Ромке.
- Зачем?
- Знакомую встретил. Подойду, поздороваюсь.
- С Маринкой, что ли?
Гарька, не слушая, бросился в сад. Дорогу ему перегородили два красноармейца с носилками. Горшечников дождался, пока они пройдут, завертел головой - Эджкомбова осталась одна. Платочек мелькнул на крыльце - Гарька рванул за ним.
