вкусненькое. Я скромно подтвердила:
- Значит, бывает...
Тогда профессор с любопытством поинтересовался:
- И где же вы ее нашли?.. Ну, эту самую жареную клубнику?..
Вот то-то и оно, где я ее нашла.
Крохотный ресторанчик «Джон-Ассиор», в трех минутах ходьбы от нашего здания, вообще-то не очень популярен - еще бы, вход с тихого, неуютного двора, да вдобавок не сразу и спустишься в полуподвал по узкой, крутой лестничке с шатучими ржавыми перилами, - но мы-то, студенты, недаром излазили здесь все окрестности еще на первом курсе, когда кафе «Пси» было вонючей столовкой, а успешно (или даже не очень) сданные сессии хотелось отмечать шумно и дружно, с помпой и пафосом, но за умеренную плату. С тех пор, правда, много воды утекло и появились новые оригинальные десерты, большую часть которых я не успела еще даже попробовать - так, меню листала, зондировала обстановку, прежде чем пригласить Влада в это симпатичное заведение. Ныне же стильно выщербленная кирпичная стена, увитая искусственным плющом, легкая эстрадная музыка и царящий в зальце приятный полумрак изящно обрамили наше первое настоящее романтическое свидание. Мой элегантный среброголовый спутник, за долгие годы преподавательской работы привыкший оценивать окружающий мир по пятибалльной шкале, тут же вознамерился выставить заведению «отлично», вместо зачетки потребовав у сумрачного официанта книжку меню. Интригующая «жареная клубника», шедшая первой строчкой в нашем заказе, оказалась всего- навсего хорошо разогретым клубничным вареньем, - что, впрочем, в сочетании с ледяным пломбиром приятно возбуждало; зато «блюдо от шефа» (куриная грудка, запеченная в тесте и политая терпким розовым соусом) заставило профессора сладко замычать и зачмокать от наслаждения, - да и красная полусладкая «Хванчкара», что греха таить, оказалась на высоте…
А вот я, оказывается, сглупила. Ох и дала же я маху, идиотка!.. - и как это я могла забыть о том, что мы с Владом - далеко не единственная влюбленная пара на факультете?! В самый разгар нашего пиршества двери крохотной зальцы вдруг отворились… и немногочисленные едоки (все как один, за исключением разве что Влада, сидевшего спиной к дверям!) оторвались от своих тарелок, разинув рты в восхищенном изумлении, - а мой шанс на спокойное завершение ужина начал тихо подтаивать, словно шарик пломбира под горячей шапкой жареной клубники.
Любой, будь то аутист или близорукий очкарик, мгновенно узнал бы новоприбывших по своеобразной манере одеваться и держаться. Забавная маленькая шапочка из кожи и меха, укрывшая змеиную головку Анны, напоминала то ли тюбетейку, то ли миниатюрный макет чукотской юрты; с затылка на плечи спускались две длинные, упругие золотистые косички; высокую, тонкую шейку окутывало нежноголубое меховое боа, и почти такого же цвета дубленка кокетливо облегала стройную фигурку, не прикрывая, однако, роскошных, долгих, бежево-золотистых ног, заканчивающихся где-то далеко-далеко внизу изящными полусапожками из черной замши. Точно в танце притоптывая ими, Русалочка смешно, трогательно, голодным птенчиком осматривалась по сторонам. Сзади, как верный телохранитель, маячил демонический, романтический Гарри: гладко зачесанные на косой пробор жгуче-пиковые волосы блестели от геля, а полы черного плаща, наброшенного поверх костюма цвета мокрого асфальта, развевались так эффектно и вместе с тем естественно, что, казалось, взглянув под ноги красавчика, увидишь там если не Млечный Путь, то, по крайней мере, мощеную булыжником мостовую. Слегка прищурив холодные глаза, брат со знанием дела оглядывал зальцу в поисках мало-мальски приемлемого уголка. Судя по светски- индифферентным лицам колоритной парочки, они нас не замечали.
На секунду мной овладела безумная надежда - может быть, мой названый братец-сноб найдет сие демократичное заведение недостойным их благосклонности и, подставив своей хорошенькой спутнице руку в черной перчатке, надменно, по-английски удалится прочь?.. Но тут глаза Анны в рамке длинных искусственных ресниц округлились в счастливом изумлении… и, когда ее тонкие пальчики затеребили рукав Гарриного плаща, я с ужасом поняла: скандала не избежать. В противоположном углу залы меж тем пустовало несколько уютных столиков; украдкой от Влада я скорчила Русалке зверскую рожу, надеясь, что та поймет и, как всегда, своей деликатностью спасет положение… но увы! - то ли я переоценила выразительность своей мимики, то ли ее скрадывал окружающий нас полумрак, но, в общем, Анюта почему-то не вняла моей молчаливой мольбе, а только наоборот - еще радостнее заулыбалась, запрыгала на месте, задергала Гарри за рукав...
Это был конец… С трудом проглотив холодный, сухой, застрявший в горле кусок курицы, я замерла в тоскливом ожидании, готовая ко всему… но только не к тому, что произошло миг спустя; а произошло нечто странное, необъяснимое! Гарри, которого Анюта после недолгой ласковой борьбы заставила-таки повернуть голову в нашу сторону, взглянул на меня в упор, но… не увидел! - глаза его равнодушно поплыли дальше - зато, стоило им остановиться на серебристом затылке профессора, как брат моментально прозрел: его рот неудержимо задергался в судорожном, беззвучном хохоте, а взгляд, еще секунду назад надменно- отсутствующий, стал живым и диким…
В следующий миг он грубо схватил Анну за руку и поволок ее к выходу. Как бы не так!.. Анюта, всегда такая послушная и кроткая, вдруг заупрямилась - что и немудрено, ведь она-то как раз Влада и не узнала! Еще несколько секунд любовники, к вящему восторгу посетителей ресторана, кружились по залу в странном, тягучем, похожем на плохую пародию, но не лишенном и своеобразной красоты бальном танце, который оба не в силах были прекратить; наконец, Гарри разозлился и, резко рванув партнершу к себе, шепнул ей в ухо что-то такое, отчего ее акварельное личико так и вытянулось, - но, видно, она не совсем его поняла, потому что в следующий миг, жалобно приподняв бровки, кивнула в мою сторону - в который уж раз...
Только тут Гарри удосужился как следует проследить направление ее кивка, и наши взгляды - мой испуганный и его тяжелый, мрачный - встретились. В течение одной, но бесконечной секунды мы продолжали молча играть в переглядушки - любимую нами в детстве игру, в которой брат, надо признаться, всегда побеждал. Наконец, я не выдержала и опустила глаза, - а, когда снова решилась поднять их, проход был уже пуст…
Слава Богу, подумала я. Нет, дело было даже не в той неясной угрозе, что исходила от моего названого брата - угрозе, которой я в ту минуту не придала особого значения, хоть мне и было не по себе. Но вот появление за нашим столиком Русалочки, к чьим волосам профессор в свое время, помнится, питал (а, может, и продолжал питать?!) нежную страсть, вовсе не входило в мои планы. Ревность была для меня чувством новым - и, признаться, малоприятным. Я бросила быстрый, косой взгляд на Влада. Но тот, уминавший за обе щеки божественное «блюдо от шефа», так ничего и не заметил.
8
Один из тех навязчивых, но неразрешимых вопросов, что время от времени начинают неприятно шевелиться во мне (как бы доказывая, что, дескать, мед без дегтя - не мед!): почему именно
