Лишь одна осталась открытой, и она ведет в никуда. — Он стянул шляпу и почесал седые волосы грязными ногтями. — Теряешь силу духа. А раз она ушла, где ты ее найдешь? Мне страшно, Шай Соут. И однажды испугавшись, пути назад уже нет, просто нет…
Шай схватила его за воротник шубы и подтащила поближе.
— Я так просто не сдаюсь, слышишь меня? Сдаваться, блядь, это просто не для меня! А теперь мне нужен тот ублюдок, который убил бурого медведя голыми руками у истоков Соквойи, было это, черт возьми, на самом деле или нет. Ты слышишь меня, старое говно?
Он заморгал.
— Я слышу тебя.
— Ну? Ты хотел посчитаться с Коской или просто хотел кряхтеть об этом?
Плачущая Скала подвела лошадь ближе.
— Может, сделаешь это ради Лифа, — сказала она. — И за остальных похороненных на равнинах.
Свит один долгий миг смотрел на ее побитое непогодой лицо, по какой-то причине со странным призрачным выражением в глазах. Затем его рот изогнулся в улыбке.
— Как получилось, что после стольких лет ты все еще так чертовски красива? — спросил он.
Плачущая Скала лишь пожала плечами, мол, что есть, то есть, и зажала зубами свою трубку.
Свит потянулся и отбросил руку Шай. Выправил свою шубу. Наклонился с седла и сплюнул. Посмотрел прищуренными глазами в сторону Бикона и выпятил челюсть.
— Если меня убьют, я буду следовать за твоей тощей жопой всю жизнь.
— Если тебя убьют, не думаю, что моя жизнь затянется надолго. — Шай соскользнула со своего седла, похрустела на негнущихся ногах к фургону и встала, глядя вниз перед братом и сестрой. — Надо кое о чем позаботиться, — сказала она, мягко кладя руку на каждого из них. — Вы поезжайте с Маджудом. Он слегка прижимист, но он из хороших.
— Куда ты едешь? — спросил Пит.
— Оставила кое-что позади.
— Ты надолго?
Ей удалось улыбнуться.
— Ненадолго. Я прошу прощения, Ро. Прошу прощения за все.
— Как и я, — сказала Ро. Может это было уже что-то. И уж точно все, что у нее было.
Она тронула щеку Пита. Лишь коснулась кончиками пальцев.
— Увидимся в Кризе. Вы даже не заметите, что меня не было.
Ро посопела, сонная и сердитая, и не стала встречаться с ней взглядом, а Пит смотрел на нее, по лицу текли слезы. Она думала, действительно ли увидит их в Кризе. Безумие, как Свит и сказал, проделать весь этот путь и просто отпустить их. Но не было смысла в долгих прощаниях. Иногда лучше сделать что-то, чем жить в страхе перед этим. Так всегда говорил Ламб.
— Езжай! — крикнула она Маджуду, прежде чем у него появился шанс переменить ее мнение. Он кивнул ей, дернул поводьями и фургон покатился.
— Лучше сделать, — прошептала она в ночное небо, взобралась в седло, повернула лошадь и ударила пятками.
Ответ на Молитвы
Темпл надрался. Он так напился, как напивался после смерти жены. Словно было что-то на дне бутылки, в чем он отчаянно нуждался. Словно пьянство было профессией, в которой он планировал достичь самых вершин. Старался больше других, разве нет?
— Вам следует остановиться, — сказал Сворбрек, выглядя обеспокоенно.
— Вам следует начать, — сказал Темпл и засмеялся, хотя он никогда не чувствовал себя менее весело. Затем он рыгнул, немного сблевнул, и смыл вкус очередным глотком.
— Тебе следует задать себе темп, — сказал Коска, который в последнее время темп себе не задавал. — Выпивка — это искусство, а не наука. Ты ласкаешь бутылку. Дразнишь ее. Ухаживаешь за ней. Выпивка… выпивка… выпивка… — он целовал воздух с каждым повторением, его веки дрожали. — Выпивка — это как…
— Хули вы знаете о любви?
— Больше, чем я бы хотел, — ответил Старик, рассеянно посмотрел пожелтевшими глазами и горько рассмеялся. — Презренные люди тоже любят, Темпл. Тоже чувствуют боль. Тоже залечивают раны. Презренные люди больше всех, возможно. — Он хлопнул Темпла по спине, отправил увядающий глоток не в то горло и болезненно закашлялся. — Но не будем хныкать, как раскаявшиеся грешницы! Мы богаты, мальчик! Все богаты. А богатые люди не должны извиняться. За Виссерин для меня. Вернуть то, что было потеряно. Что было украдено.
— Что вы отбросили, — пробормотал Темпл, достаточно тихо, чтобы не быть услышанным в суматохе.
— Да, — задумчиво проговорил Коска. — Скоро освободиться место для нового генерал-капитана. — Он обвел шумную, переполненную, душную комнату жестом руки. — Все это будет твоим.
Это была сцена натурального дебоша, втиснутая в однокомнатную хибару, освещенная одной угасающей лампой, и задымленная дымом чагги, шумная от смеха и разговоров на нескольких языках. Два здоровых северянина боролись, возможно понарошку, а возможно с намереньем убить друг друга, люди отшатывались, стараясь не попадаться на их пути. Два уроженца Союза и имперец яростно возмущались, поскольку их столик был задет посреди карточной игры, и бутылки на нем затряслись. Три стирийца передавали трубку с шелухой и сидели, блаженно развалившись на разорванном матрасе в углу, где-то между сном и бодрствованием. Дружелюбный сидел, скрестив ноги и катал свои кости между ними, снова, и снова, и снова, хмуро глядя вниз с яростной сосредоточенностью, словно ответы на все вопросы должны скоро проявиться на их дюжине граней.
— Погодите, — пробормотал Темпл, его опьяненный мозг только сейчас начинал ухватывать. — Моим?
— А кто более компетентен? Ты учился у лучших, мой мальчик! Ты во многом похож на меня, Темпл, я всегда говорил. Великие люди часто движутся в одном направлении, так говорил Столикус.
— На вас? — прошептал Темпл.
Коска потрогал свои жирные седые волосы.
— Мозги, мальчик, у тебя есть мозги. Твои моральные устои возможно иногда жестковаты, но они размякнут, когда тебе придется делать жесткий выбор. Ты хорошо умеешь говорить, знаешь, как надавить на человеческие слабости, и кроме всего прочего, ты понимаешь
— Что насчет Брачио?
— Семья в Пуранти.
— Серьезно? — Темпл поморгал, глядя через комнату на Брачио, который энергично обнимался с большой кантийской женщиной. — Он никогда о них не говорил.
— Жена и двое дочерей. Кто станет говорить о семье с отбросами вроде нас?
— Что насчет Димбика?
— Ха! У него нет чувства юмора.
— Джубаир?
— Безумен, как сливовое желе.
— Но я не солдат. Я ебаный трус!
— Замечательное качество для наемника. — Коска вытянул вперед подбородок и почесал покрытую сыпью шею кончиками пожелтевших ногтей. — У меня получалось бы гораздо лучше со здоровым уважением к опасности. Ты же сам не будешь махать сталью. Все дело в разговорах. Бла-бла-бла и
